Читать онлайн книгу "Все, что дозволено небесами"

Все, что дозволено небесами
Татьяна Воронцова


Где грань между верностью и предательством, между правдой и ложью? Чем можно пожертвовать ради достижения цели? Многоходовые хитроумные интриги порой запускают цепочки событий, абсолютно непредсказуемых, мучительных для всех участников, в том числе для самого интригана. Кто мог подумать, что малоизвестный кабинетный учёный способен на коварные козни, способные завести в такие дебри, из которых, практически нет выхода? История поиска легендарных сокровищ в подземном святилище языческого бога получает неожиданную развязку. Искушение и соблазны, вечное столкновение свободы и необходимости… Каждый сам находит ответ. Правильных решений не существует…





Татьяна Воронцова

Всё, что дозволено небесами





1


Встречая гостей или просителей, которых время от времени приводили Аркадий и Александр, Нора пыталась представить – хотя и понимала, что занимается ерундой, – каким они видят этот дом. Старый дом с новыми обитателями.

Поднявшись по ступеням резного деревянного крыльца, друзья хозяев и гости попадают в небольшой тамбур, где стоит длинная лавка, накрытая ковриком, на которую можно присесть, чтобы снять грязную обувь. Крючки для верхней одежды, полка для головных уборов – все как положено. Но это помещение не отапливается, просто служит тепловым шлюзом между жильем и улицей, поэтому здесь лучше не задерживаться, по крайней мере зимой. Вот прихожая, имеющая гораздо большую площадь, уже отапливается и выглядит, благодаря стараниям Германа и Леонида, ничуть не хуже холлов современных городских квартир. Пол, выложенный керамогранитом, обшитые деревянными панелями стены, большой шкаф для одежды, двухъярусная подставка для обуви. Яркий свет галогеновых ламп.

Выпутавшись из своих шуб, тулупов, шапок-ушанок, платков и рукавиц, посетители проходят в гостиную. Там их усаживают в кресла и предлагают на выбор: горячий чай с пряниками, пиво или водку с незамысловатой закуской. Делает это почти всегда Нора. Ее они видят первой и – кто робко, исподтишка, кто с наивным любопытством дикаря или отшельника, – разглядывают, сравнивают, оценивают.

Все знают, конечно, что она не местная, что живет как жена с хозяином этого дома Германом Вербицким, архитектором, работающим на архипелаге в составе команды реставраторов и время от времени оказывающим услуги следователю из Архангельска Александру Аверкиеву. Весьма специфические услуги. Отыскать потерянное, обнаружить скрытое, разгадать зашифрованное… Знают и то, что под этой же крышей проживает еще одна пара, очень странная пара. Высокий блондин атлетического сложения, каждое утро прыгающий и кувыркающийся на утоптанном снегу за домом в тренировочных штанах и футболке навыпуск, и его рыжеволосая подруга, никогда не появляющаяся в поселке одна. Оба до минувшей осени были пациентами Аркадия Шадрина, доктора-нарколога, владельца и управляющего реабилитационного центра, расположенного неподалеку от рыболовецкого поселка Новая Сосновка на севере острова. В этом центре, который чаще называют фермой, Нора работает до сих пор, помогая супруге Аркадия вести хозяйство. И не только. Дело в том, что супруга Аркадия приходится ей младшей сестрой. По ее приглашению летом пошлого года Нора приехала на Большой Соловецкий остров. Приехала и осталась – как поступила несколько лет назад и сама Лера.

После того, как визитеры выпивают первую чашку чая или что там выбрали из предложенного, со второго этажа спускается Герман. И начинается самое интересное. Да-да, людям многое известно о нем, но одно дело слушать сплетни, наблюдая со стороны, и совсем другое – общаться лично, на короткой дистанции. Сидеть в одном из квадратных кресел, обитых жемчужно-серым синтетическим велюром, встречаться взглядом с человеком, ради встречи с которым явились сюда, излагать суть проблемы, отвечать на вопросы, задавать вопросы, с напряженной улыбкой благодарить за угощение… гадать про себя, сможет ли он помочь, а главное, захочет ли.

На этот раз все обещало развиваться по стандартному сценарию. Гость был один, его привел Александр. Среднего роста полноватый мужчина лет сорока в черных шерстяных брюках и твидовом пиджаке поверх голубой рубашки, он удобно расположился в кресле, мило побеседовал с Норой о погоде, восхитился интерьером гостиной, поблагодарил за чай и откинулся на спинку кресла, сложив на животе ухоженные руки человека, не привыкшего к физическому труду. Тусклые глаза, редкие прилизанные волосы и поблескивающая – возможно, от волнения – кожа делали его похожим на только что выловленную рыбу. В остальном вполне обычный тип.

Герман уже спускался по лестнице со сложенной газетой под мышкой. Заметив, что Нора смотрит на него, подмигнул левым глазом и тут же придал своему подвижному лицу нейтрально-доброжелательное выражение, предназначенное гостю.

– Здравствуйте. – Проходя мимо журнального столика, он бросил на него газету, окинул быстрым взглядом сначала гостя, потом Александра и уселся в кресло напротив, спиной к окну. – Вы хотели меня видеть?

– Да. – Гость поерзал в кресле. – Могу я называть вас Герман? – Ободренный кивком, он набрал в легкие воздуха и продолжил: – Меня зовут Антон. Литвак Антон Максимович. В настоящее время я работаю над монографией, посвященной обрядам и верованиям народов Севера. Ходят слухи… Или лучше сказать, имеется информация… – Антон Большая Рыба неожиданно разволновался. До хруста костяшек стиснул сплетенные пальцы. Кашлянул. – Извините, Герман. Я представлял вас иначе.

Тот слегка повел плечом, пристально глядя на собеседника.

– Какое это имеет значение? Вы ведь пришли по делу, не так ли?

– Да. Но у вас очень примечательная внешность. Вам это известно?

– Смешение кровей порой дает причудливые результаты.

Четкие заостренные черты лица, будто изваянные тончайшим резцом, очень светлая кожа, с которой к марту месяцу сошел весь летний загар, очень темные волосы. И зеленые глаза. Воистину причудливый результат. Одетый в темно-синие джинсы и черную рубашку с закатанными до локтей рукавами, Герман выглядел потрясающе. С точки зрения женщины, разумеется. Что там себе думал гость, оставалось загадкой.

– Так вот. – Литвак взял себя в руки. – Изучая некоторые вопросы, которые было бы полезно рассмотреть в монографии, я обнаружил, что нуждаюсь в помощи, подсказке знающего человека, возможно, своими глазами видевшего недавно открытые святилища или артефакты…

Герман перевел взгляд на Александра.

– Антон Максимович – географ, историк, этнограф, – сообщил тот, – автор нескольких книг, изданных Российской Академией наук. Можешь обратиться к интернету.

– Какой же помощи вы ожидаете от меня? – поинтересовался Герман. – Я не ученый. Я архитектор. Ну и немного художник. Пара картин в прошлом году была продана на международной выставке в Бельгию, в частную коллекцию.

– Вы видели подземный комплекс, ныне недоступный для осмотра, – тихо сказал Литвак. – Комплекс, сообщающийся с гидросистемой монастыря. Вы открыли его.

Герман опять посмотрел на Александра.

Тот досадливо поморщился.

– Это ни для кого не секрет.

– Я понимаю, Герман, что с этим местом у вас связаны не самые приятные воспоминания, – рискнул продолжить Литвак. – Эпилептический припадок, повлекший за собой гибель одного из ваших спутников… наверное, это было страшное зрелище… но у меня к вам всего два вопроса, которые, кстати, интересуют и Александра Васильевича. – Голос его стал почти шелковым. – Надеюсь, вы не откажете нам.

Его манера злоупотреблять вопросительными интонациями уже порядком раздражала Нору, но она по-прежнему сидела с любезной улыбкой, приклеенной к губам.

– Спрашивайте, – сказал Герман.

– Как вы думаете, куда подевались кости и черепа из колодца, находящегося посреди большого зала со свастикой, выбитой на камнях пола, и замаскированным входом в алтарную часть? Если я правильно понял, во время первого визита вы их видели, а позже, когда привели туда группу из местных археологов и сотрудников полиции, уже нет.

Лицо Германа осталось бесстрастным.

– Думаю, они провалились вниз.

– Вниз? – озадаченно переспросил Литвак.

– Ну да, в яму или трещину на дне колодца.

– Как же она появилась?

– Колебания земной коры. Сдвиг тектонических плит. Не знаю. – Герман развел руками. – Я не геолог.

– А где вы нашли тот свиток, который передали профессору Ледогорову?

Ровные темные брови чуть дрогнули, но не приподнялись. Герман контролировал свою мимику.

– Если вы говорили с Ледогоровым о свитке, то должны знать, где я его нашел. Я все ему рассказал.

– Я говорил не с Ледогоровым. Я говорил с младшим Варданяном.

Пауза. Скучающий взгляд из-под длинных черных ресниц.

– Насколько мне известно, Самвел Варданян в начале зимы уехал с архипелага.

– Да-да, – подтвердил Литвак, – он уехал. В Москву, где проживает его мать. Но я связался с ним и попросил встречи.

– Ясно.

Герман переменил позу: откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. Пальцы его левой руки – изящные, сильные пальцы метателя ножей – удобно легли на подлокотник.

– Он сообщил мне, что во время первого посещения подземного комплекса вы вынесли оттуда один или несколько предметов. Никто не знает сколько. Может быть, только этот свиток. Позже вы передали свиток Ледогорову, а он, то есть Самвел Варданян, вместе со своими сообщниками выкрал его из профессорского дома, воспользовавшись отсутствием хозяина. Да, он в этом признался. А также в том, что вернул вам свиток перед тем, как вы дали согласие провести через лабиринт к святилищу его и покойного Глеба Зимина. Сейчас свиток у Ледогорова. Вы сразу сказали, что собираетесь вновь отвезти его старику, и отвезли. Но Ледогоров отказался говорить со мной.

– Вот как? – хмыкнул Герман.

– К моему великому сожалению… А вы согласились бы говорить со мной на эту тему, если бы меня не сопровождал Александр Васильевич?

– Нет.

– Вот видите. – Литвак вздохнул. – Хотя вы и так ничего по существу не сказали.

– Вы же не хотите, чтобы я сочинял для вас небылицы.

– Нет, конечно!

– Я в самом деле не знаю, что там было, на дне этого колодца. Он чертовски глубокий. Может, археологам в конце концов и удалось бы измерить его глубину, но по распоряжению наместника и игумена Соловецкого монастыря работы были приостановлены.

Воцарилось молчание.

Случайно бросив взгляд за спину гостя, Нора увидела, что на нижней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, сидит Марго. Она спустилась бесшумно и незаметно. Бледный овал лица, распущенные по плечам длинные рыжие волосы, свесившаяся до самых ступеней бахрома сине-голубой шерстяной шали… Чувствуя необъяснимое волнение, Нора отвернулась. Марго крайне редко появлялась в гостиной во время приема посетителей. Что привело ее сейчас?

– Хорошо. Спасибо. – Литвак снова вздохнул. – Текст на свитке удалось расшифровать?

– Профессор Ледогоров работает над этим.

– То есть, содержание его до сих пор неизвестно? И даже нет никаких предположений на этот счет?

– Предположения есть. Возможно, это обращение к божеству, с которым устанавливал контакт верховный жрец во время мистерий. Или текст коллективной молитвы.

– Божеству? – тихо переспросил Литвак. – Какому божеству?

– Древнему языческому божеству, очевидно, – пожал плечами Герман. – Для поклонения ему и был возведен этот подземный комплекс.

– У него есть имя?

– Да, но произносить его всуе я не стану. И вам не советую.

Впервые в голосе Германа прозвенел металл. Литвак это заметил и обезоруживающе улыбнулся. Он не хотел, чтобы его выставили из дома раньше, чем будут перепробованы все доступные ему способы получения интересующей информации.

– Понимаю. Так где вы нашли свиток?

Несколько секунд Герман разглядывал его из-под полуприкрытых век.

– Я нашел его в Пещере Костей.

– Вы имеете в виду зал с колодцем?

– Да.

– Как же это было? Он просто лежал там и ждал вас?

– Меня или такого, как я. – Герман тоже улыбнулся. – Как только Ледогоров закончит работу над текстом, я вас извещу.

Вроде бы он расставил все точки над «ё». Но Литвак не желал сдаваться.

– Позвольте еще вопрос. Самвел Варданян рассказал, что в большом зале, где установлен алтарь и где скончался Глеб Зимин, есть дверь, ведущая предположительно в сокровищницу братства… или ордена… не знаю, как следует называть этих людей. И прежде чем покинуть подземелье, вы обезвредили механизм, изувечивший Зимина, благодаря чему ваш друг Леонид Кольцов сумел отпереть ее. Но почему-то не решился открыть. Со своего места Самвел не разглядел, что в точности вы сделали, но видел, как вы подошли к нишам, выдолбленным в стене, и вынули из одной каменную фигурку, которую, вероятно, использовали для того, чтобы заблокировать нож. По его словам, ниш там довольно много, несколько рядов, и в каждой находится оригинальная фигурка, не похожая на другие. Много ниш, много разных фигурок, но вы безошибочно выбрали ту, что послужила вашей цели. Как вам это удалось?

– Мне сказали, – Герман покосился на Александра, – что вы автор нескольких книг, изданных Российской Академией наук. Стало быть, у вас имеются знания по предмету, которому эти книги посвящены. Но если бы вам вздумалось поделиться этими знаниями со мной, мы просидели бы здесь долго, очень долго. В подземном комплексе я столкнулся с головоломкой и разгадал ее. Но если бы сейчас пустился в объяснения…

– Кстати, – вступил в разговор Александр. – Почему Леонид передумал? Почему решил не осматривать помещение за дверью-ловушкой?

– Потому что догадался, что никакая это не сокровищница.

– Нет? – удивился Литвак. – А что же?

– Зал для проведения заключительных этапов церемонии посвящения. Туда допускались только инициирующие жрецы и неофиты.

– И Леонид решил, что у него нет права даже заглядывать в этот зал?

– Да.

– Но вы заглядывали, – утвердительно произнес Литвак, не спуская глаз с лица Германа.

– Заглядывал, – спокойно отозвался тот. – И даже заходил.

Нора ждала вопроса «почему?», но оба – и гость, и Александр, – молчали.

– Можно узнать, что вы там увидели? – после долгой паузы спросил Литвак.

Медленно Герман протянул руку и взял с журнального столика пачку сигарет. Вытряхнул одну, прикусил зубами. Это придало ему неотразимо хищный вид. Мужчины с преувеличенным вниманием наблюдали за ним, будто он проводил в их присутствии опасный магический ритуал. Нора наблюдала за гостем.

– Пустой саркофаг без крышки, – ответил Герман после того, как сделал первую затяжку и сцедил тонкой струйкой дым.

– И больше ничего?

– Больше ничего.

– Что же дало вам основания полагать, что это зал для посвящения?

– Его расположение в подземном комплексе… некоторые детали… – Герман едва заметно повел плечом. – Знаете, как работает интуиция?

– Думаю, да, – кивнул Литвак со снисходительной улыбкой.

– Тогда вы должны понимать, почему некоторые ваши вопросы вызывают у меня затруднения. Интуитивное знание человек получает моментально и в полном объеме. Какой-то путь его мысль, безусловно, проходит, но проследить этот путь практически нереально.

Литвак вопросительно взглянул на Александра. Тот развел руками.

– Еще чаю? – ангельским голосом предложила Нора.

От чая все решительно отказались. Она уж было подумала, что сейчас дорогие гости начнут прощаться, но Литвак придумал новый вопрос:

– Там были какие-нибудь письмена или рисунки?

– Да. На стенках саркофага.

– Вы не сфотографировали их?

– Нет. Все равно приличного качества смартфоном не получить.

– Жаль. – Литвак тяжело вздохнул. – Я надеялся услышать чуть больше. Но спасибо и на этом. – Он вздохнул еще раз. – Возможно, этот уникальный памятник все же откроют спустя время. Если не для туристов, то хотя бы для археологов.

Герман промолчал.

– Вы не разделяете моих чаяний? – поинтересовался Литвак, выбираясь из кресла.

– Нет. – Герман тоже встал. – Я считаю, что археологам там делать нечего. Не говоря о туристах.

– Но почему?

– Потому что мы говорим о сооружении, передвигаться по которому следует с величайшей осторожностью, зная и соблюдая правила техники безопасности. А правила эти известны немногим. Мне известны. И любознательные археологи, или геологи, или другие умные головы, получив разрешение на спуск в лабиринт, непременно начнут досаждать мне просьбами. Им захочется, чтобы я их сопровождал, обучал… Нет-нет, пусть этот объект остается закрытым.

– Вы потеряли к нему интерес?

Герман посмотрел ему в глаза.

– Я видел достаточно.

Александр ушел вместе c гостем, но через полчаса вернулся. Все, за исключением Леонида, пили кофе на кухне. Занавески были раздвинуты, в окно светило яркое мартовское солнышко, и ослепительно белые сугробы во дворе казались присыпанными зеркальной крошкой.

Подождав, пока он вымоет руки и усядется за стол, Нора налила ему большую кружку горячего черного кофе и придвинула тарелку с куском брусничного пирога.

– Спасибо. – Александр сделал небольшой глоток, блаженно зажмурился. – То, что надо.

– Где ты взял этого чудака? – поинтересовался Герман, расправляясь со своей порцией.

– Он сам меня нашел. По прибытии на остров первым делом обратился к Поташеву. Тот сказал, что с этими делами лучше к тебе, но ты пошлешь его к чертовой матери, если доктор Шадрин или следователь Аверкиев не замолвят за тебя словечко.

Олег Поташев руководил раскопками на территории кремля и в окрестностях. Этого крупного, шумного мужчину с вечно растрепанными волосами Нора видела неоднократно, но общаться с ним ей не довелось.

– И что же Литвак?

– Явился к Аркадию, когда тот дежурил в больнице, и начал напрашиваться на знакомство с тобой, но Аркадий ему отказал. Тогда он пришел ко мне.

– О! – В глазах Германа блеснуло любопытство. – А ты почему не отказал?

– Я легавый, – улыбнулся Александр. – И решил, что человека, проявляющего столь жадный интерес к нашему объекту, стоит держать в поле зрения. Пообщаться с ним в неформальной обстановке. Послушать, какие вопросы он будет задавать, как реагировать на ответы. Ты, конечно, не думаешь, что он поверил тебе?

– Нет.

– Вы хотите сказать, он ушел в полной уверенности, что за дверью с секретом припрятано золотишко? – уточнила Нора.

– Мы не знаем что у него в голове, но предполагаем именно это, – ответил Герман, любитель точных формулировок.

Нора взглянула на сидящую молча Марго.

– Его привело не только желание узнать как можно больше о святилище, – тихо заговорила рыжая ведьма. – Все это не более чем мои ощущения, но… – Она повернулась к Герману. – Он долго откладывал встречу с тобой, долго к ней готовился. Встречался с Варданяном, пытался встретиться с Ледогоровым. Наверняка его интересовало, кто еще, кроме тебя, может спуститься в подземелье, дойти до Пещеры Костей, не заблудившись в лабиринте, отыскать вход в святая святых, где расположен алтарь, и открыть дверь-ловушку. Поскольку он говорил с Варданяном, свидетелем твоих манипуляций с идолом и дверью, теперь ему известно, что сделать это можешь только ты.

– Не только он, – заметил Леонид, появляясь в проеме двери. – Я тоже могу. Ведь я стоял рядом.

Все, точно по команде, повернули головы и уставились на него. Он был, как всегда, великолепен: правильные черты лица, густые светлые волосы, фигура бога-олимпийца. Белая майка, обтягивающая стройное тело, давала возможность полюбоваться рельефом мышц.

– Ты мог ничего не запомнить, – подумав, сказал Александр. – Или запомнить не все.

– Давайте исходить из худшего. Я все запомнил.

– Вы опасаетесь, – медленно произнесла Нора, чувствуя неприятный холодок в груди, – что этот человек не ученый, а кладоискатель?

– Одно другому не мешает, – откликнулся Леонид. – Написать очередную книгу и заодно поживиться. Почему нет?

– В моей голове это не совмещается.

– Но, возможно, совмещается в голове Литвака.

Леонид прошел к столу, наклонился на минутку, чтобы поцеловать Марго, и сел на свободный стул. Посмотрел на пирог, нарезанный аппетитными треугольниками на большом керамическом блюде, на миску с творогом и черносливом, на дымящийся кофейник…

– Сиди, – сказала Марго. И встала сама, чтобы достать для него из буфета кружку и тарелку. – Как там на улице? Холодно? Ветер сильный?

– Так же, как вчера, – проворчал Леонид. – Не съезжай с темы.

– А что еще ты хочешь услышать?

– Ты почуяла алчность за фасадом исследовательского интереса?

Марго немного помолчала. Заправила за ухо длинную прядь темно-рыжих волос.

– Не знаю, алчность или нет, но… – Подняв голову, встретила внимательный взгляд Германа и закончила: – Он пришел, чтобы узнать, как добраться живым и невредимым до того помещения, которое ты назвал залом для инициаций. Не только услышать твой рассказ о том, что ты там увидел, и описать в своей книге, но и постараться туда попасть.

– Да, я помню его вопросы, – кивнул тот.

– Но объект закрыт, – пробормотала Нора.

– Что если ему известно о существовании еще одного входа? – спросил, прожевав пирог, Леонид. И тоже взглянул на Германа. – Помнишь, ты говорил, что подобные сооружения часто имеют несколько входов и выходов. Больше двух. Но мы нашли только один – через склеп на старом монастырском кладбище. Пролом в стене, соединяющей Второй Лабиринт с гидросистемой монастыря, вряд ли можно считать входом.

– Мы нашли два, – поправил его Герман. – Еще через подвалы Новобратского корпуса. Сейчас, конечно, все заложено кирпичом и завалено диким камнем – и дверной проем между подвалом и коридором, ведущим в подземный лабиринт, и шурф, через который мы последний раз спускались, – но мы же знаем, что во времена игумена Варлаама и позже этим путем в лабиринт попадали всевозможные искатели приключений, в том числе монахи.

– Хорошо, мы нашли два. Но наверняка есть и другие. Может, наш утренний гость только прикидывается, что впервые услышал о подземном святилище прошлой осенью, когда поиски Андрея Калягина, пропавшего в гидросистеме, привели тебя к разрушенной стене. Может, он знал о нем давно, как знали коллеги Ледогорова. Знали, что оно где-то поблизости, но не знали, где именно. Как многие другие до и после них… Засада в том, что, даже стоя перед входом в эти катакомбы и точно зная, что это он и есть, очень трудно заставить себя войти. Осенью мы в этом убедились.

– Да, войти без проводника решится не каждый, – задумчиво подтвердил Александр.

– Я больше никого туда не поведу, – после паузы твердо произнес Герман. И увидев насмешливую улыбку Леонида, добавил: – Во всяком случае, по доброй воле.

– Никогда не говори «никогда».

Теперь они ухмылялись на пару: и Леонид, и Александр.

Нора почувствовала, как в ней закипает злость. И одновременно – отчаяние.

– Что, опять? Этого только не хватало!

Перед глазами вновь возникла жуткая картина, которая преследовала ее чуть ли не до Рождества и которую она надеялась больше никогда не увидеть. Никогда – ни наяву, ни во сне.

Лесная дорога, сумерки, туман. Бледное лицо сидящей возле костра Марго, пляска огненных бликов в расширенных зрачках. Шевелящиеся губы, чуть слышный шепот: «Что-то случилось у них там…» И чуть погодя голос, охрипший от волнения: «Вызывайте спасателей. Пожалуйста, поторопитесь. Это серьезно!» Недоверчивые взгляды мужчин, которым поручено охранять подруг Германа и Леонида, пока сами они сопровождают охотников за сокровищами к алтарю. «Ты хочешь, чтобы мы поверили в то, что ты, сидя здесь, знаешь что происходит там?» Ствол охотничьего ружья, нацеленного в лицо рыжей ведьмы. «Сиди смирно, поняла?»

Нору пробрала дрожь.

– Не паникуй, – мягко проговорил наблюдающий за ней Герман. – Еще ведь ничего не случилось.

– Но вы уже обсуждаете существование других входов в эти чертовы катакомбы! Я с вами с ума сойду. – Сделав глубокий вдох, она на несколько секунд задержала дыхание, затем медленно выдохнула. Покачала головой. – Неужели нельзя хоть немного пожить спокойно? Безо всяких…

– Ты целых полгода жила спокойно, – заметил Леонид.

– Целых! – возмущенно повторила она.

– И признайся, – добавил Герман, – последние две недели было скучновато. Если бы Сашка не привел к нам этого писателя, чем бы ты сейчас занималась? Вязала шарфик?

Александр дипломатично молчал.

Глядя на него, Нора часто вспоминала описание Сола Пензера, непревзойденного сыщика из детективных романов Рекса Стаута: невзрачный человечек с огромным носом, в кепке, надвинутой на глаза, на которого при встрече вы не обратили бы никакого внимания, но который, мельком взглянув в вашу сторону, запомнил бы вас навсегда. С носом у Александра было все в порядке, но он тоже выглядел так, что посторонним людям и в голову не приходило заподозрить в нем опытного детектива. Такого же роста, как Герман, под метр девяносто, Александр имел внешность добродушного сельского учителя, который при случае мог и дров нарубить, и на тракторе прокатить. А между делом проверить стопку контрольных работ по математике. Несмотря на все, что они пережили вместе минувшим летом, Нора до сих пор не понимала, насколько Герман доверяет ему.

– Ты можешь позвонить Ледогорову, – подумав, сказала она. – И спросить, что он знает об этом Литваке и почему отказался с ним встречаться.

– Могу, – откликнулся Герман. – Но, думаю, если бы у него был на Литвака какой-нибудь компромат, он первый позвонил бы мне и предупредил.

– Позвони ради моего спокойствия.

– Ладно.

По тону его было ясно, что он не намерен продолжать разговор. Что ж, на данном этапе ей было довольно его обещания позвонить профессору.

За последние полгода Герман очень сблизился со стариком, они постоянно переписывались по электронной почте и раз в неделю обязательно созванивались. Трижды Герман, дождавшись хорошей погоды, летал на материк и зависал у профессора на несколько дней. Чем они там занимались, что обсуждали, Нора примерно представляла.

При первой же встрече Ледогоров, как и Литвак, обратил внимание на его внешность: на форму черепа, черты лица, цвет глаз и волос. Поинтересовался, что он знает о своем происхождении, о родителях родителей и прочих членах семьи. Герман не дал внятного ответа на этот вопрос, но согласился предоставить свои антропометрические данные. Через некоторое время профессор с триумфом объявил, что с помощью одного из старых друзей, проживающего во Франции и занимающегося генеалогическими исследованиями и составлением родословных, отыскал в европейских архивах следы его предков, принадлежащих к знатному древнему роду. Королевскому, не больше и не меньше.

Если бы он был первым, кто сделал такое заявление, Нора пожала бы плечами и забыла, тем более что сам Герман никогда не говорил о своей семье. Но он был не первым. Летом несколько многозначительных фраз о происхождении Германа обронил Андрей Кольцов, ныне покойный отец Леонида. Как там он выразился, сидя напротив Аркадия за столиком в «Кают-компании»…

Этот щенок имеет такую родословную, какой могут позавидовать представители лучших монарших домов Европы. Вам об этом известно? Я занимался вопросом, собирал информацию о нем.

На что Аркадий ответил: «Я тоже занимался вопросом, представь себе».

Их всех беспокоила непохожесть Германа на других людей, его слишком очевидная инаковость. Нору это тоже беспокоило. Поначалу. Но постепенно она привыкла и даже почувствовала некоторую гордость. Ведь он подпустил ее так близко… Ближе, чем она рассчитывала подойти.



Кутаясь в теплую пуховую шаль, она стояла на застекленной веранде и смотрела, как Марго, в джинсах, свитере и валенках на босу ногу выбивает коврики на заднем дворе.

Дурной знак. Нора отлично знала, что рыжая, в отличие от своего возлюбленного, не питает особого пристрастия к физическим упражнениям на морозе, и когда ее разбирает повыбивать коврики из спален, можно быть уверенным: ей не по себе. Чует неладное.

Высокая, тонкая, длинноногая, Марго ловко раскатывала на чистом снегу один коврик за другим, сверху тоже присыпала снегом, а затем кружила рядом, энергично орудуя то хлопушкой, то веником. Был полный штиль, поэтому она обходилась без головного убора. Собранные в хвост рыжие волосы отливали темным золотом на солнце.

Несмотря на то, что зиму Нора в принципе не любила – слишком много одежды, шершавые руки, обветренное лицо, – зимние месяцы на Соловках оказались неожиданно приятными. Сияющий первозданной чистотой, искрящийся на солнце снег. Величавый покой свободного от туристов Спасо-Преображенского монастыря. Исполинские стены и башни, подсвеченные разноцветными прожекторами. А северные сияния! Ей давно хотелось посмотреть на северные сияния, и вот, впервые в жизни она оказалась в нужное время в нужном месте.

Воспоминания о том, как она стояла на берегу Святого озера, запрокинув голову, любуясь этой небесной вакханалией и изредка поглядывая на четкий, заостренный профиль стоящего рядом Германа, заставили ее улыбнуться.

Я же говорил, ты видела еще не все здешние чудеса.

Несколько раз они выбирались втроем на лыжную прогулку: Нора, Герман и Леонид. Было нереально здорово скользить по сверкающей лыжне, вдыхая свежий студеный воздух, и вдруг резко замереть под громадной сосной, наслаждаясь волшебным ощущением безвременья, междумирья… Марго такие вылазки не нравились, свободное от домашних дел время она предпочитала проводить в кресле с книгой.

Книги ей привозила с фермы Нора – иногда из библиотеки, расположенной в Первом корпусе, но чаще из личной библиотеки Аркадия и Леры. Лера не возражала. То, что такая странная и дикая девушка как Марго, справившись с наркотической зависимостью, нашла себе семью, пусть тоже не совсем обычную, казалось ей чудом, достойным всяческого поощрения.

«Знаешь, у меня ведь нет нормального образования, – смущенно призналась Марго, передавая Норе первый список книг, которые хотела прочесть. – Сначала не было желания, потом не было возможности… Может, хоть сейчас удастся немного поумнеть».

«Образованный человек может быть круглым дураком, ты уж мне поверь, – с чувством сказала Нора. – И прямо перед собой ты видишь живой пример».

Мысли ее вернулись к утреннему гостю. Самый параноидальный сценарий заключался в том, что некие охотники за сокровищами наняли его для того, чтобы расспросить Германа, не вызывая подозрений. Антон Максимович Литвак – географ, историк, этнограф. Краткая биография есть в интернете. При желании можно скачать книги и статьи. Его интерес к подземному комплексу, о котором на сегодняшний день мало что неизвестно, вполне оправдан.

Он говорил с Варданяном. Что мог разболтать Самвел, трус и паникер? Он проработал довольно долго в составе группы археологов, занимающейся раскопками на территории Соловецкого архипелага, был знаком и с сотрудниками местного Научного архива, и с реставраторами, и с экскурсоводами, и с хозяйственниками, и бог знает с кем еще.

И он имел зуб на Германа. Точнее, мог иметь. У него была на то веская причина.

Собрать все сплетни, гуляющие по поселку, и слить тому, кто проявил интерес – почему нет? Нора не удивилась бы, узнав, что он так и сделал. Образ жизни Германа, его привычки и повадки всегда служили пищей для сплетен, а после того, как Александр стал привлекать его к расследованию особо мутных, даже загадочных, дел, его репутация погибла безвозвратно. Теперь при всем желании ему не удалось бы сойти за добропорядочного обывателя. На нем горела печать ведьмака. Нора собственными глазами видела, как женщины в поселке торопливо переходили на другую сторону улицы, стоило Герману появиться на горизонте. Переходили и отворачивались, стараясь не привлекать его внимания.

А ведь он не причинил вреда никому из местных жителей. Наоборот. Когда у Настасьи Ракитиной долго не выздоравливала двенадцатилетняя дочь, Герман, которого рискнул пригласить ее муж, поговорил с девочкой наедине, медленно обошел дом, затем вернулся в комнату, где лежала больная, и попросил мужчин семьи помочь ему немного отодвинуть от стены большой платяной шкаф. К задней стенке шкафа был приклеен скотчем маленький полотняный мешочек, зашитый со всех сторон. Настасья хотела заглянуть в него, но Герман не позволил. Он унес мешочек с собой, и с этого дня девочка пошла на поправку.

«У них гостила родственница, – нехотя пояснил Герман в ответ на расспросы Норы. – И чем-то они ее обидели. Так и не поняли чем. Но она уехала с поджатыми губами, даже не попрощавшись. Несколько лет назад у родственницы этой при странных обстоятельствах скончался муж. Крепкий, здоровый парень. Сходил налево, от жены этот факт утаить не сумел и буквально через неделю отдал богу душу».

«То есть… ты хочешь сказать…»

Герман развел руками.

«А как ты догадался, где искать… ну, эту вещь?»

«Ты же знаешь, я чувствую энергетику места, назовем это так. Чувствую и могу производить изменения в этой сфере. Я всегда ее чувствовал, и в детстве, и в юности, но не умел пользоваться своим даром. Можно сказать, только здесь и научился».

Впервые он говорил так откровенно о своих необычных способностях.

Нечеловеческих.

«В виде чего к тебе пришло ощущение темной энергии от мешочка за шкафом? Может, название не совсем удачное, но я не могу придумать другого. На что это было похоже?»

«Трудно сказать, – не сразу ответил Герман, хмуря ровные темные брови. – Но точно не в виде черного облака или дымных щупалец каких-нибудь. Просто появилась уверенность, что надо пройти именно в тот угол комнаты и внимательно все осмотреть. Тут главное – настройка на место или человека. Когда удается чисто, без помех, войти в это живое поле, все остальное уже не проблема. Львиная доля времени обычно уходит на настройку».

«Что же мешает?»

«Чаще всего эмоции присутствующих. Страх, злость, тревога, скепсис… не обязательно связанные со мной. Они создают чудовищные помехи. Иногда хочется рявкнуть: да заткнитесь же вы наконец! Но они, разумеется, не могут. Эмоции накрывают их с головой».

Можно было вспомнить и другие случаи. Жители архипелага сторонились Германа, но, оказываясь в затруднительном положении, преодолевали свою неприязнь и обращались к нему. Хотя неприязнь – не совсем правильное слово. Сила, которой он обладал, внушала им первобытный иррациональный ужас. Ужас перед шаманом чужого племени.

На острове Большая Муксалма, соединенном с Большим Соловецким каменной дамбой, неподалеку от заброшенного Сергиевского скита, жил в маленькой избушке старый нойда [1 - Нойда (нойд, кебун) – название шамана у народа саамов (лопарей), проживающего на территориях Норвегии, Швеции, Финляндии и севера России. Автор книги «Русские лопари» Н.Н. Харузин писал: «Нойда – колдун-шаман – является обыкновенно и жрецом, и наоборот, жрец у древних лопарей является всегда шаманом и колдуном. Поэтому нельзя говорить о нойде-шамане, нойде-колдуне и нойде-жреце, а лишь о действиях нойды как шамана, как колдуна, как жреца».]. Жил в полном одиночестве, общаясь только с рыбаками, которые привозили ему рыбу из собственного улова, а также хлеб и крупу из поселкового магазина. Прослышав о нем, Герман набрал целый рюкзак чая, сухофруктов, пирожков с мясом и капустой, испеченных Норой по рецепту Зинаиды, поварихи с фермы, и со всей этой благодатью заявился к старику.

Нойда не прогнал его, как прогонял последние годы всех незнакомцев, пригласил в дом и, с благодарностью приняв подношение, проговорил с ним до глубокой ночи.

«Он сказал, что на мне печать, – позже вспоминал Герман, лежа рядом с Норой. – И что бог, который прикоснулся ко мне, это бог мужчин. Суровый бог. Он подвергает испытаниям всех своих избранников».

«Что это значит?» – похолодев, спросила Нора.

«Ну, все эти вещи, которые мне приходилось делать здесь и на Анзере… – Герман тихонько хмыкнул. – Не сказать, что это тот образ жизни, к которому я привык».

Действительно. Тихое счастье зимних месяцев почти стерло из ее памяти кошмары середины лета и начала осени, когда Герман, то в одиночку, то с друзьями противостоял сначала наемникам Андрея Кольцова, вознамерившегося любой ценой разыскать и вернуть в Москву своего беглого сына Леонида Кольцова, у которого были совершенно другие планы, а потом – охотникам за мифическими сокровищами, якобы спрятанными в подземном святилище. Им угрожали, их шантажировали, в них даже стреляли! На предплечье правой руки Германа до сих пор был виден шрам от огнестрельного ранения.

Вспомнив, как доктор Шадрин извлекал чертову пулю, Нора невольно вздрогнула. Но тут же расслабилась, потому что Герман, подошедший сзади, заключил ее в объятия. Наклонился. Поцеловал в висок.

– О чем задумалась?

Едва уловимый запах табака и моря, от которого у нее всегда кружилась голова. Его особенный, неповторимый запах.

– Вспомнила лето.

– Нашу незабываемую ночевку в Преображенской гостинице?

– Нашу незабываемую поездку на Анзер.

– Нашла что вспомнить.

Море? Может быть. А может, и нет. Что-то чистое и холодное, как сам Север.

– Я не хочу, чтобы это повторилось, Герман, – прошептала она, прижимаясь щекой к его щеке. – И то, что было позже… осенью.

– Я тоже не хочу.

– Мы сможем этого избежать?

– Постараемся.

Ей не хотелось спрашивать, звонил ли он Ледогорову, она надеялась, что он сам заговорит на эту тему, и Герман, словно прочитав ее мысли, со вздохом произнес:

– Сергей не сказал ничего определенного. Он не считает Литвака квалифицированным специалистом, но мошенником или шарлатаном тоже не может назвать. Не располагает порочащей его информацией. Встречаться с ним отказался, так как не был уверен в том, что имеет право разглашать…

Он умолк, подыскивая слово.

– …тайны древних? – подсказала Нора.

– И мои.

– Твои?

– Ну, ты же слышала вопросы, которые задавал Литвак. Как мне удалось одно, как мне удалось другое… Сергей предполагал, что услышит и эти вопросы среди прочих, ведь именно от меня он получил свиток с загадочными письменами, и не хотел отвечать на них.

– То есть, он решил оставить право выбора за тобой.

– Да. Он не сомневался в том, что Литвак найдет способ встретиться со мной, и тогда уж я сам составлю представление о нем и решу, во что его можно посвящать, во что нет.

– Марго встревожена. Мне это не нравится.

– Мне тоже.

Теперь они оба смотрели на стройную рыжеволосую девушку, которая изо всех сил колотила хлопушкой по коврику, взметая снежные облака.

– И что же делать?

Герман пожал плечами.

– Жить как жили, что же еще.



На две недели они, пусть не забыли о визите любознательного географа-историка-этнографа, но отложили его обсуждение. Затем их озадачил эпизод, который по горячим следам никому не пришло в голову связать с этим визитом, но, как выяснилось впоследствии, связь имелась, причем самая прямая.

Стоял чудесный весенний денек. Солнце не только светило, но и ощутимо пригревало, благодаря чему по всей округе – если не по всему острову, то в поселке уже самым явным образом, – начиналось таяние снега. Вдоль дорог струились блестящие ручьи. Под ногами хрустела ледяная крошка.

Ради такого случая Нора сняла с антресоли новые ботинки из коричневой кожи и завязала вокруг шеи подаренный сестрой сине-бело-голубой итальянский палантин из тонкой шерсти. Марго тоже слегка принарядилась, сменив длинную, ниже колен, дубленку с капюшоном на белую приталенную курточку, из-под которой виднелся воротник голубой кашемировой водолазки.

Смеясь и болтая, все четверо шли вдоль кремлевской стены к Архангельской башне, как вдруг Леонид, бросив взгляд налево, в сторону Святого озера, присвистнул от изумления.

– Это что еще такое?

Он замедлил шаг, потом остановился. Его примеру последовали остальные. Теперь все четверо смотрели на женскую фигурку на противоположном берегу озера.

Незнакомая женщина в темно-зеленой куртке и узких черных джинсах, заправленных в сапоги, снимала их большим фотоаппаратом, по виду профессиональным. В том, что именно они являются предметом ее интереса, ни у кого сомнений не возникало. Да, вокруг было что поснимать: башни и стены кремля, купола Спасо-Преображенского собора, постройки по берегам озера. Но она…

Леонид первый сказал:

– Она фотографирует нас.

А Марго добавила:

– Или одного из нас.

Покосившись на нее, Герман пробормотал «оставайтесь на месте», а сам прошел еще немного вперед. Объектив фотоаппарата перемещался вместе с ним. Он остановился, засунув руки в карманы расстегнутой куртки, пристально глядя в объектив, через который на него смотрели с противоположного берега. Постоял минуту или две и решительно двинулся в обход озера. Разгадав его намерения, шустрая туристка – если только это была туристка, а не журналистка, например, – быстренько убрала свою технику, сделала на прощание ручкой и бросилась бежать. Преследовать ее никто не стал.

– Можно поинтересоваться у Фадеева, он наверняка в курсе, – вяло предложил Леонид. – Кто такая, где живет…

Но Герман это предложение отверг. Участковый уполномоченный Фадеев был не тем человеком, с которым он любил поговорить за жизнь.




2


В двадцатых числах мая история получила продолжение.

Герман вышел из здания, где располагалась архитектурная мастерская, и тотчас к нему решительно направилась высокая светловолосая девушка, до этого со скучающим видом подпиравшая стену слева от крыльца. Под мышкой у нее была зажата папка формата А2 – такая, с какими обычно ходят чертежники и художники, – через плечо перекинута маленькая кожаная сумочка.

– Герман, прошу вас! Одну минутку. Вы мне очень нужны. – Подойдя, она протянула руку. – Здравствуйте! Меня зовут Дина.

– Здравствуйте, – произнес он, пожимая ее тонкую руку с длинными пальцами без колец. – Чем могу быть полезен?

Его томило смутное ощущение узнавания, но вспомнить, где и когда видел эту блондинку, он никак не мог.

– Я хочу вам кое-что показать. – Глядя на него в упор, девушка похлопала ладонью по своей папке. – Это не займет много времени.

Герман чуть приподнял брови.

– С чего вы взяли, что я хочу посмотреть на то, что вы хотите мне показать?

– Я знаю, что вы любопытны.

– Любопытен, – задумчиво повторил он, изучая ее лицо. Чем-то она напоминала главную героиню фильма «Домино» в исполнении Киры Найтли. Такая же короткая стрижка, такой же вызывающий взгляд. – Пожалуй, вы правы. Не возражаете, если мы пройдем в библиотеку Научного архива? Там, в читальном зале, нам никто не помешает.

Потом они сидели за столом в почти пустом читальном зале и разглядывали содержимое ее папки. Конечно, это была она – та самая женщина с фотоаппаратом. Только тогда ее светлые волосы скрывала черная вязаная шапочка, а стройную фигуру с узкими, как у мальчишки, бедрами и плоским животом – утепленная куртка.

– Вам нравятся фотографии? – говорила Дина, не спуская глаз с Германа, который не вымолвил ни словечка с той минуты, когда на стол перед ним лег первый фотопортрет. – Через месяц у меня персональная выставка в Москве. Если все пройдет как надо… в общем, это важно для меня. Я хотела бы выставить и эти работы тоже. Но мне требуется ваше согласие. Что скажете?

Из увиденного стало ясно, что она фотографировала его не только в тот день, когда была замечена Леонидом. На некоторых снимках он был запечатлен на фоне часовни Александра Невского, на других – на территории кремля или неподалеку от собственного дома. Снимки, безусловно, профессиональные, этого у нее не отнять. Впервые Герман смотрел на себя глазами постороннего человека и проникался сознанием того, что есть «роковая красота».

Это я?… В самом деле я?… Вот таким видят меня люди?…

Его передернуло.

– Простите. – Дина тоже вздрогнула. Прикусила губу. – Наверное, надо признаться. Чтобы это больше не мучило. Или мучило не так сильно.

Герман медленно перевел на нее взгляд своих неправдоподобно зеленых, цвета незрелого крыжовника, глаз.

Она помедлила.

– Вы… – Шумно вздохнула, задержала дыхание. Моргнула. – Вы можете выключить это?

– Что?

С растущим изумлением Герман наблюдал, как ее хорошенькое личико заливает краска.

– Свой магнетизм. Это невыносимо. – Дина слегка поморщилась, но не потупилась и не отвернулась. – Увидев вас, я сразу поняла, что вы человек незаурядный, но даже не предполагала, что ваша близость так разрушительна для психики.

Минуту он молча смотрел на нее, сидя в полной неподвижности, и вдруг накрыл ее руку своей. Вот тут она потупилась и нервно сглотнула.

– Я не могу это выключить, – слегка улыбнувшись, произнес Герман, – потому что не я это включил. Но не беспокойтесь. Я не причиню вам вреда.

Он снова взглянул на разложенные перед ними фотографии.

Странное существо, динамичное и грациозное, излучающее неопределенную опасность. Бледное лицо, острые скулы, черные волосы и брови. Поднятый воротник черной куртки. Тяжелый, пристальный взгляд.

Это я?…

Пальцы Дины шевельнулись.

– Женщина, живущая вместе с вами… которая постарше… это ваша жена?

– Да.

– Неправда. Я выясняла. Вы не расписаны.

– Выясняли? Тогда зачем спрашиваете?

– Мужчины очень по-разному отвечают на этот вопрос. Мне было интересно, как ответите вы.

Герман понимающе кивнул. Выпустил ее руку и еще раз перебрал фотографии.

– Хорошие работы. Можете их выставлять, я не возражаю.

– Спасибо. – Дина не спускала глаз с его лица. – Я занимаюсь художественной фотографией четыре года. У меня есть сайт, вот адрес. – Она положила перед ним визитку. – Мы еще увидимся?

– Если вы не уезжаете прямо сейчас, то, может, и увидимся.

– Я собираюсь пробыть здесь до конца недели.

– А я живу здесь постоянно. Живу и работаю. Так что увидимся обязательно.

– Давайте завтра? – взволнованно воскликнула Дина. И видя, что он колеблется, добавила: – Я хочу сделать еще несколько снимков для выставки. Ну и… познакомиться с вами поближе. Можно?

– Пять минут назад вы говорили, что моя близость разрушительна для психики.

Она пожала плечами.

– Люди часто делают то, что их разрушает. Потому что оно же и доставляет им удовольствие.

– Это верно. – В глазах его промелькнули искорки нового, неподдельного интереса. – Где вы остановились?

– В гостевом доме на улице Флоренского.

Герман отодвинул стул и встал.

– Я провожу вас. По дороге обсудим, какие достопримечательности острова вы хотели бы осмотреть.



Вечером дома он был молчалив. Нора спросила за ужином «как дела?», в ответ услышала «нормально» и оставила его в покое. Весь день она крутилась, как белка в колесе – после зимы на ферме было много дел, – и теперь мечтала пораньше завалиться спать, оставив грязную посуду Марго.

– Иди, иди, – сказала рыжая, допивая чай со смородиновым джемом. – Я все уберу.

– Спасибо, лисичка!

С закрытыми глазами приняв душ, Нора нырнула под одеяло и мгновенно провалилась в сон. И даже не слышала, как пришел Герман. Поэтому обо всех его похождениях узнала только на следующий день. Точнее, вечер. Когда все четверо сидели в гостиной, попивая кто пиво, кто коньяк, и Леонид вдруг спросил:

– С кем это ты гулял около двенадцати по Заозерной?

– Около двенадцати? – нахмурился Герман.

– Марго отправила меня за хлебом, и я как раз вывалился из магазина… ну, напротив «Кают-компании»… посмотрел налево и увидел вас со спины. Тебя и какую-то блондинку с короткой стрижкой. Вы шли на юг.

– О! – многозначительно проронила Марго, откладывая книгу и весело глядя то на одного, то на другого. – Интрига!

На лице Германа появилось выражение досады и укоризны.

– Болтун – находка для шпиона. Я собирался сначала все обдумать, а уж потом рассказать вам. Но теперь, конечно, придется рассказывать, пока вы не сделали из этого историю. – Он глотнул коньяка и поставил рюмку на журнальный столик. – Помните девицу с фотоаппаратом на берегу Святого озера? Так вот это она.

– Потрясающе, – вымолвил Леонид, глядя на него широко раскрытыми глазами, на дне которых плескался смех. – Тебе пришлось соблазнить ее, чтобы добиться признания?

– Она и без этого призналась. Сказала, что занимается художественной фотографией, что через месяц у нее персональная выставка в Москве и что на этой выставке, помимо прочих своих работ, она хотела бы представить мои фотопортреты. Спросила, не возражаю ли я.

– И?…

– Я ответил, что не возражаю.

– Да ты тщеславен, сын мой, – усмехнулся Леонид.

– Надо было встать в позу и потребовать компенсацию за моральный ущерб? Пусть выставляет. Тем более что работы действительно хорошие.

– А куда вы направлялись, когда я вас засек?

– К Переговорному камню.

– Ты опять работал экскурсоводом?

Герман скромно улыбнулся.

– И что было дальше? – поинтересовалась Марго.

– Мы дошли до Переговорного камня, оттуда до мыса Печак, там Дина немного поснимала… Ну, и все.

– Дина? Значит, Дина. – Марго кивнула. – Понятно.

– Два километра до Переговорного камня, потом еще шесть до мыса Печак, потом столько же в обратную сторону. – Леонид внимательно посмотрел на Германа. – Неплохая прогулка.

Тот скорчил гримасу.

Нора сидела, точно воды в рот набрав. Целый день в компании молодой блондинки… Он не сделал бы этого, если бы не заинтересовался всерьез. Молодая, талантливая. Ему понравились ее работы. Творческая личность, как и он сам. Конечно, такая способна заинтересовать! Тогда как она, Нора, никакими особыми талантами не блещет. Картин не пишет, стихов не сочиняет, фотоаппарат последний раз держала в руках лет десять назад. Пирожков напечь? Это да, это мы запросто. Только пирожки можно купить в любом кафе.

Между тем Леонид не отставал:

– Что же ты собирался обдумать, прежде чем рассказать нам?

– Была ли ее первая поездка на Соловки самой обычной туристической поездкой, во время которой я случайно попался ей на глаза, и она сочла меня фотогеничным или…

– Или что?

– …или она знала, кто я такой, и искала повод для знакомства.

– О, сидя в кресле с бутылочкой коньяка, можно много чего надумать! А ты не пробовал спросить?

– Пробовал. – Герман глубоко вздохнул и потянулся за сигаретами. – Она ушла от ответа. При чем ушла виртуозно. И я решил не настаивать.

– Что она сообщила о себе? Как представилась?

– Дина Беглова, фотохудожник. Живет и работает в Москве. Дала визитку с адресом сайта.

– Покажешь?

– Конечно.

Вроде бы отвечает охотно, не нервничает, не злится, но все равно как будто не договаривает. Выдает ровно столько информации, сколько требуется. Ничего лишнего.

– Как долго она пробудет на острове? – продолжать выспрашивать Леонид.

– До конца недели.

– Вы еще увидитесь? Завтра, например.

– Завтра я работаю.

– Кстати, я тоже. – Зевая и прикрывая рот ладонью, Нора встала с кресла. – Поэтому вы как хотите, а я – чистить зубы и спать.

– Давай, дорогая, – спокойно кивнул Герман. – Скоро я к тебе присоединюсь.

– Можешь не торопиться.

Он молча взглянул на нее.

Мило улыбнувшись, Нора помахала рукой и направилась к лестнице.



В третьем часу ночи она спустилась в гостиную и подошла к Герману, который сидел на прежнем месте и курил, глядя на экран ноутбука. Бутылка коньяка почти опустела. Переполненная пепельница, клубящийся в свете настольной лампы сигаретный дымок… как в европейских фильмах тех времен, когда еще не началась антитабачная истерия.

Приоткрыв створку окна, Нора вернулась к столику, вылила в рюмку оставшийся коньяк и, сделав маленький глоток, опустилась в ближайшее кресло.

– Я немного пошарил в интернете, – заговорил Герман, не отрываясь от экрана, – но ничего особенного не обнаружил. Во всяком случае, пока.

– А что ты надеялся обнаружить?

– Намек на ее возможную связь с той или иной группой кладоискателей.

– Почему бы просто не сказать, что эта женщина тебе понравилась и теперь ты стараешься как можно больше узнать о ней?

– Эта женщина мне понравилась, но в интернете я искал… – Он поморщился. – Ладно, все это бред на самом деле.

Сделав еще глоток, Нора поставила рюмку на стол. Коньяк показался ей горьким.

– Ты влюблен в нее?

– Бога ради, Нора…

– Герман, – произнесла она хриплым шепотом. – Посмотри на меня.

Слава богу, он посмотрел. Сразу же, не медля ни минуты. В противном случае у нее, наверное, началась бы истерика.

– Ты всегда говоришь правду. Скажи, ты влюблен в эту женщину, эту… Дину Беглову?

Ответил он тоже без промедления.

– Я не всегда говорю правду, Нора, но сейчас сказал бы с радостью, если бы эту правду знал. Но я не знаю. Я пока еще сам не разобрался в том, что со мной происходит. Она мне понравилась, ты права. Но мне многие нравятся. Дело не в этом. – Он ненадолго задумался. Когда же продолжил свою речь, голос его напоминал голос раненого, преодолевающего мучительную боль. – Мне всегда было трудно понять, как я отношусь к человеку… к любому человеку… что он значит для меня. Я начинаю понимать это по следам каких-то событий. А так…

Об этом ей было известно. Она прекрасно помнила, как он не мог выдавить из себя ни «да», ни «нет» в ответ на ее вопрос о любви.

– Но ты же можешь оценить ее как сексуальный объект. Привлекательна она для тебя в этом смысле или нет.

– Именно это я имел в виду, когда сказал, что она мне понравилась. Она обладает сексуальной привлекательностью в моих глазах, но я не психопат и не бабуин, я не кидаюсь насиловать каждую встречную аппетитную самку.

– Не сердись. – Нора устало вздохнула. – Я ни в чем тебя не упрекаю. В конце концов, ты молодой здоровый мужчина… – Здесь можно было добавить «Дина молодая красивая женщина, все происходящее между вами естественно и нормально», вообще с языка рвалось еще очень много слов, но каким-то чудом ей удалось сдержаться. – Просто хочу, чтобы между нами была полная ясность.

– Я буду держать тебя в курсе, – мрачно произнес Герман.

И Нора невольно улыбнулась. Он снова стал похож на самого себя.




3


Накануне, прощаясь с ним около гостиницы, Дина спросила: «Вы скажете мне номер своего мобильного?» И он сказал. Поэтому не очень удивился, когда в кармане его куртки, висящей на спинке стула, закурлыкал смартфон, и голос «на другом конце провода» оказался голосом Дины.

– Герман, привет. Мы можем увидеться? Или ты занят?

Он посмотрел на большой экран своего стационарного монитора.

– Вообще-то я на работе.

– Я знаю. Но… Я здесь до конца недели. Понимаешь?

– Да.

– Я так не могу, Герман. Я все время думаю о тебе. Скажи, когда мы сможем увидеться. Пожалуйста.

Он тяжело вздохнул. Закрыл глаза.

– Где ты сейчас?

– Недалеко от «Кают-компании».

– О’кей. Найди там свободный столик, я подойду через десять минут.

Как и следовало ожидать, средь бела дня в самом популярном кафе поселка со свободными столиками было напряженно. На остров уже потянулись туристы, поодиночке и группами, оживились и археологи, тоже не упускающие случая выпить чашечку кофе с пирогом или пообедать в центре, в двух шагах от кремля. Тем не менее Дина умудрилась занять столик на двоих в укромном уголке, не очень далеко от кухни.

– Я заказала нам по стакану сока, – сказала она, когда Герман уселся напротив и устремил на нее пристальный взгляд своих невозможно зеленых глаз. – И как видишь, его уже принесли. Хотела заказать кофе, но побоялась, что он остынет. Ты ведь любишь горячий?

Сегодня она еще больше напоминала Киру Найтли в роли «охотницы за головами» Домино Харви. Нежное девичье лицо и дерзкие манеры неуправляемого подростка, юного правонарушителя. Обворожительное сочетание.

– Да, я люблю горячий. Горький, черный и горячий.

– Так я и думала.

Целую минуту они молчали, глядя друг на друга неотрывно и жадно, как изголодавшиеся вампиры.

– Ты спал ночью? – спросила вдруг Дина.

– Очень мало.

– Почему?

Герман чуть усмехнулся.

– Изучал твой сайт.

– И как? Тебе понравилось?

– Еще бы! Ты настоящий профессионал. – Он подозвал официантку. – Два кофе, пожалуйста. И два пирога с рыбой. И мороженое для дамы, с черникой и шоколадной стружкой. И два бокала белого вина.

Глаза их снова встретились.

– Как отреагировала твоя жена? Женщина, которую ты называешь своей женой.

– На что?

– На то, что ты изучал мой сайт. Вместо того, чтобы лежать в супружеской постели.

Он даже не моргнул.

– Это мы обсуждать не будем.

– Достойный ответ, – кивнула Дина. – Она ведь старше тебя, да?

Молчание.

Вино, пироги, кофе и мороженое слегка отвлекли их от романтики, но неладное творилось и с ней, и с ним, обоих неудержимо тянуло к краю пропасти, поэтому они не стали задерживаться в кафе и, расплатившись, вышли на улицу, где светило совершенно летнее солнце, стремительно осушая мелкие лужи, оставшиеся после утреннего дождя. Там, не сговариваясь, повернули налево, по Заозерной улице прошли мимо госпиталя, мимо монастырский гидроэлектростанции и наконец, уже по Приморской, попали на Сельдяной мыс.

– Что это? – спросила Дина, указывая на длинный двухэтажный амбар.

Крыша амбара опиралась на побеленные кирпичные столбы, пространство между которыми было обшито досками.

– Морской музей. Но это сейчас. Построенный в 1841 году, этот амбар предназначался для хранения гребных судов монастырского флота. Северная часть его, куда заплывали суда, не сохранилась, ее пришлось отстраивать заново.

– Туда можно зайти?

– Конечно, – улыбнулся Герман. – Пойдем.

Он был рад, как выразился Леонид, поработать экскурсоводом. Все лучше, чем выслушивать «я все время думаю о тебе» и неметь от ужаса, чувствуя себя в центре циклона. Ужас заключался не в том, что такие слова были ему неприятны. Наоборот, они были очень, очень приятны. Герман мог сказать то же самое, обращаясь к Дине. Это и было ужасно…

Не торопясь они обошли оба этажа, осмотрев сначала имитацию корабельной верфи с яхтой, образцом для которой послужила яхта «Святой Петр», построенная в Архангельске для Петра I, потом утварь промысловых судов, инструменты для их постройки, изображения лодок поморов допетровского времени, карты и прочее, прочее. Дважды Дина брала Германа за руку и почти сразу отпускала, будто пугаясь собственных желаний. Пальцы ее были сухими и горячими, даже мимолетное их прикосновение доставляло удовольствие, которое Герман хорошо осознавал.

Катастрофа. Просто катастрофа.

Рядом с музеем, вдоль восточного берега мыса, тянулся старый валунный погреб около шестидесяти метров длиной и шириной около девяти, если смотреть снаружи. Герман и Дина приблизились к нему со стороны северных ворот и остановились, обозревая стены, сложенные из серо-коричневых валунов, и запертые на засов деревянные ворота в обрамлении кирпичной арки. Сверху погреб был присыпан землей с проросшим дерном, по обе стороны ворот строители установили строганные бревна-подпорки.

– Он в аварийном состоянии, – пояснил Герман в ответ на вопросительный взгляд Дины.

– Значит, внутрь мы не попадем?

Она разочарованно вздохнула.

– Мы попадем, – заверил Герман. – Если ты уверена, что этого хочешь.

– Конечно, уверена!

Он посмотрел на ее ноги. Кожаные кроссовки на толстой подошве. Годится.

– Тогда вперед.

С независимым видом они дошли до середины кишки погреба и нырнули в сквозной арочный проем, как ни странно, открытый и доступный для проникновения.

– О-о!.. – восхищенно протянула Дина, медленно поворачиваясь вокруг своей оси с запрокинутой головой и разглядывая кирпичный арочный свод на всю длину тоннеля. – Давно его построили, этот погреб? И зачем?

– Если не ошибаюсь, в 1842 году. Для хранения сала морских животных, перетопленного на заводе напротив. Технического сала. Его хранили в бочках.

Немного постояв на самом освещенном участке погреба, они осторожно двинулись по центру прохода вглубь, не забывая смотреть под ноги, потому что пол был усыпан битым кирпичом, обрывками полиэтиленовой пленки и прочим мусором. То и дело попадались ржавые обручи от бочек, металлические прутья, пустые банки из-под краски, растрескавшиеся, полусгнившие доски. Вдоль одной из стен, возле самого ее валунного основания, были сложены трубы, похожие на водосточные.

– Тебе не бывает жутко в таких местах? – шепотом спросила Дина.

– Нет. С чего бы? Змеи здесь не водятся, во всяком случае, ядовитые.

– Но, может быть, водятся призраки. Или хулиганы.

– Ни разу не видел на Соловках хулиганов. Преступников видел, хулиганов – нет.

– А призраков?

– О, этих-то более чем достаточно!

– Правда? – голос Дины дрогнул от предвкушения. – Расскажешь?

Чем дальше они углублялись в вытянутое помещение погреба, тем становилось темнее. Появился запах сырости, земли и чего-то еще… чего-то неопределенного, заставляющего все время быть настороже.

– Расскажу, если хочешь, – негромко ответил Герман. И, повернув голову, взглянул на нее в полутьме. – Любишь побояться, да?

Она вызывающе вздернула подбородок.

– Иногда.

Герман продолжал разглядывать ее, и в какой-то момент ей почудилось, что глаза его испускают слабое зеленоватое сияние.

– Ты ведь и сам это любишь. Я угадала? – Он ничего не ответил, и после паузы она продолжила: – Ладно, не бояться. Рисковать. Ты адреналиновый наркоман, во всех вас чувствуется эта дикость.

– Хм.

– Я знаю о твоих приключениях в подземном лабиринте. О том, что ты там делал и что нашел.

– Об этом знают многие, – спокойно произнес Герман. – Но откуда знаешь ты?

Дина перевела дыхание.

– Помнишь, в марте к тебе приезжал некий Антон Максимович Литвак?

– Помню.

– Я его племянница.

– Слава богу, не любовница, – пробормотал Герман. И вдруг расхохотался. – И почему это сразу не пришло мне в голову?

– Эй! – нахмурилась Дина. – Я похожа на девушку, которая может стать любовницей такого гоблина?

– Чего только на белом свете не бывает.

– Фу!

– Ладно, ты его племянница. Допустим. Продолжай.

– Он рассказал мне о существовании подземного святилища, окруженного лабиринтом, ориентироваться в котором умеешь только ты, и спросил, не хочу ли я с тобой познакомиться. Заодно поснимать местные красоты. Поскольку я уже тогда размышляла о выставке, его предложение меня заинтересовало. Я приехала сюда и… и… – Дина прикусила губу. – Короче, я влюбилась в тебя, и все дядюшкины планы пошли к черту. Теперь, если я буду и дальше играть в эту игру, то на твоей стороне, Герман.

– Он уже в курсе? Твой дядюшка.

– Я написала ему, что познакомилась с тобой, что ты разрешил мне включить в экспозицию твои фотопортреты и согласился показать кое-какие достопримечательности острова.

– А про свою влюбленность?

– Нет. Это ему знать не обязательно. – Она с тревогой всматривалась в его лицо, выражение которого при недостатке освещения уловить было очень сложно. – Ты мне веришь?

– Допускаю, что ты говоришь правду.

– Я говорю правду.

Герман немного помолчал.

– Значит, ты узнала от дядюшки. А он от кого?

– От парня по фамилии Варданян.

– Ага… Так что конкретно тебе поручили? Познакомиться со мной, втереться ко мне в доверие – и что дальше? Ради чего вся возня?

– Ради того, чтобы попасть в святилище, разумеется. Уговорить тебя спуститься туда со мной, чтобы я увидела все собственными глазами. Что там есть и чего нет.

– Твой дядя предложил тебе забраться ко мне в постель?

– Он не сказал открытым текстом, но…

– Но ты догадалась и была готова.

– Он показал мне несколько твоих фотографий, чтобы я представляла, как ты выглядишь. Я посмотрела и подумала: красивый мужчина, что ж… Но когда увидела тебя живьем, все изменилось. Не знаю, как объяснить. – Дина беспомощно вскинула руки жестом «сдаюсь». – После того, как я поняла, что люблю тебя, переспать с тобой из корыстных соображений показалось мне кощунством. Я просто не могу! Понимаешь? Я люблю тебя и хочу секса с тобой, но только при условии взаимности.

Герман стоял неподвижно, не делая никаких попыток обозначить свое отношение к ее словам или к ней самой. Дине уже казалось, что он никогда не выйдет из этого ступора, когда рука его потянулась к карману – за пачкой сигарет – и, кашлянув, Герман задал следующий вопрос:

– Как, по мнению твоего дяди, мы должны попасть туда? Все входы в лабиринт замурованы, я сам сказал ему об этом в марте. Или ему известно то, что не известно мне?

– Я не знаю, Герман. Не думаю, что он был честен со мной до конца.

– Он не говорил тебе, что знает или подозревает о существовании еще одного входа?

– Он сказал, что ты найдешь… если захочешь.

– А твоя задача – помочь мне захотеть.

– Да. Была.

Герман повернулся и медленно побрел в обратную сторону, к сквозному проему, через который в погреб проникал дневной свет, рассекая его надвое. На ходу вытряс из пачки сигарету, прикусил зубами. И шагнув из-под кирпичного свода под открытое небо, сразу же закурил.

– Сердишься на меня? – спросила Дина, выходя следом и останавливаясь у него за спиной.

– Нет.

– Я бы сердилась. Женщины часто влюбляются в тебя? Думаю, да.

– Да. Но я, в отличие от них, влюбляюсь редко, очень редко, и это всякий раз выбивает меня из колеи.

– Значит ли это, что ты… – Голос Дины дрогнул. – Что я тебе не совсем безразлична?

– Не совсем безразлична, – подтвердил Герман. И повернулся к ней всем корпусом. – Точнее, совсем НЕ безразлична.

Они смотрели друг другу в глаза. Не отрываясь, не мигая. Эмоциональное напряжение сделало их лица похожими на маски участников древних мистерий.

– Что же нам теперь делать? – прошептала Дина.

Глаза ее лихорадочно блестели, грудь вздымалась от дыхания, жаркого и учащенного. Кажется, только горящая сигарета Германа мешала ей броситься ему на шею. Тонкая струйка дыма необъяснимым образом разделяла их, создавала преграду почти материальную.

– То, что запланировали. Осматривать памятники архитектуры, делать фотографии, любоваться природой. – Он посмотрел в сторону. – Я справлюсь с этим, Дина. Не знаю как, но справлюсь.

– А ты уверен, что с этим нужно справляться? – по-прежнему шепотом спросила она. – Ведь это… это…

– Ценность? Счастье? – Усмехнувшись, Герман покачал головой. – Не будем об этом.

– Почему не будем? Почему не будем? – От избытка эмоций она даже топнула ногой. – Ведь это важно! Ты думаешь, что уже нашел свою великую любовь? Да ничего подобного! Если бы это было так, то ты остался бы равнодушным ко мне, а ты сам только что признался…

– Хватит! – рявкнул он так неожиданно, что Дина вздрогнула. И добавил уже спокойнее: – Я же сказал, не будем об этом. Я пока не готов.

– Ты не готов, и поэтому я должна молчать?

– Да, было бы неплохо, если б ты помолчала минуты две или три.

– Так ты тиран? Как мило.

Он сердито фыркнул.

Не переглядываясь и не разговаривая, они дошли до биостанции и свернули в живописный дворик между жилым деревянным домом и сводчатым амбаром для смоления канатов, сохранившимся со второй половины XIX века.

– Боже! – воскликнула Дина, позабыв о своем возмущении, и сняла крышечку с объектива фотоаппарата.

Дом был поистине замечательный: два больших квадратных окна по обе стороны от входа, над ними еще четыре окна – два прямоугольных и два треугольных, через которые свет проникал в мансарду, – и шесть окошек разного размера на боковой стене. Двускатная кровля, темные серо-коричневые доски, за чисто вымытыми стеклами – аккуратные белые занавески. А перед домом, рассеченный по диагонали тропой из утопленных в землю валунов с проросшей между ними травой, раскинулся садик, на первый взгляд дикий, но при ближайшем рассмотрении даже очень ухоженный. Ранние лесные цветы и низкорослые кустарники соседствовали с декоративными. Ярко зеленое травяное поле покрывали алые, розовые, сиреневые, желтые брызги – словно подвыпивший художник, экспериментируя с открытыми цветами, неожиданно для себя создал настоящий шедевр.

Сделав несколько снимков, Дина обошла вокруг дома и, вернувшись к Герману, сидящему на большом валуне, сообщила, что с другой стороны есть еще один причал. Из длинных бревен с деревянным настилом.

– Я знаю, – сказал Герман. – Он предназначен для небольших катеров и лодок.

– Пойдем туда?

Она стояла перед ним – молодая, очаровательная, энергичная, чуть запыхавшаяся от беготни с фотоаппаратом, – и солнце золотило ее коротко стриженые светлые волосы. Длинная «рваная» челка падала на гладкий лоб.

– Ты чертовски красива, – вырвалось у него. – Я хочу написать твой портрет. Ты ведь фотографировала меня, так? Где хотела и сколько хотела. Теперь я хочу написать твой портрет.

Он думал, что смутить ее невозможно, но щеки Дины неожиданно вспыхнули, она потупилась и несколько секунд разглядывала носы своих кроссовок.

– Ты же художник, я помню… ну… – Передохнув, она заставила себя поднять глаза. – Я согласна. Что это будет, живопись или графика? Краски или карандаши? Или, может быть, тушь?

Отступив на шаг, он прищурился и взглянул на нее уже по-другому – как на модель.

– Думаю, масло. Акварель чересчур легкая и прозрачная, а темпера, наоборот, слишком тяжелая и плотная.

– Когда?

– Когда приступим? Завтра.

– Почему не сегодня?

– Сегодня у меня еще есть дела.

– Ясно. – Теперь она не могла отвести глаз от его лица. – Значит, договорились. Точно, да? Ты не передумаешь? Позвонишь мне сам?

Он подошел к ней вплотную. Кончиками пальцев провел, едва касаясь, по ее нежной прохладной щеке.

– Позвоню. В десять утра. Будь готова.



После ужина Герман объявил, что выйдет ненадолго подышать свежим воздухом. Буквально на пять минут. Леонид увязался за ним.

– Пусть поговорят, – успокоительно произнесла Марго, заметив, каким взглядом проводила их Нора.

– Пусть, конечно, – откликнулась та. – Я разве против?

– Ты нервничаешь из-за его интереса к этой девчонке с фотоаппаратом.

– А ты бы не нервничала, если б Ленька вдруг начал проявлять такой интерес к кому-нибудь, кроме тебя? Бегать на свидания, позировать на фоне заката…

– Думаю, да. Хотя моя история не похожа на твою. Ради Германа ты оставила работу и квартиру в Москве, полностью изменила образ жизни. А что сделал он ради тебя?

– То, чего не удавалось никому. Выдернул меня из ставшего уже привычным состояния хандры и апатии. Помог снова ощутить вкус жизни.

– О!.. Даже так?

Отвернувшись к раковине, Марго пустила воду и принялась мыть посуду. Нора ждала продолжения и через пару минут дождалась.

– Помнишь, ты рассказывала мне, как он переспал с Леськой… ну, когда Лера оставила ее ночевать в изоляторе после похищения… и, увидев твою реакцию, пообещал, что ничего подобного не повторится, пока вы вместе. Помнишь?

– Пока мы вместе, – повторила она с усмешкой. – Помню, да.

– Ты думаешь, он нарушил свое обещание?

– Нет. Если б нарушил, то сказал бы об этом. Ему присуща своеобразная слепота в отношениях, но говорить правду он не боится.

– Значит, ты опасаешься, что он может это сделать? Нарушить обещание и потом признаться.

– Не то чтобы опасаюсь… – Нора помедлила, прислушиваясь к себе. – Но допускаю такую возможность. Это было бы естественно и понятно, согласись. Мы вместе с прошлого лета, не так уж много. И я старше его на десять лет. Что ты качаешь головой? Не согласна? Но это факты, Марго. Как думаешь, сколько лет его новой подруге? Двадцать пять? Двадцать семь? И она очень красива. Я тоже заглянула в интернет.

– О вашей разнице в возрасте Герман знает так же хорошо, как ты. И, по-моему, она его никогда не смущала. Увлечься этой девушкой он, конечно, может… на некоторое время… но уж точно не из-за возраста и не из-за внешности. Ты тоже красива, Нора. Не только по моим меркам, но и по меркам Германа. И дело не только в этом. Вы вместе с прошлого лета – не так уж много, но и не так уж мало. Если бы его что-то глобально не устраивало, он давно завел бы себе новую подружку. Половина девок с фермы пускает слюни, глядя на него. Стоит ему щелкнуть пальцами…

– Глобально, – повторила Нора, сидя за столом и глядя на узкую спину Марго, тонкую талию, выпуклые ягодицы, туго обтянутые голубой джинсовой тканью, и длинные, как у манекенщицы, ноги. – Ты имеешь в виду секс?

– Да.

– В этом смысле у нас все в порядке. Он легко озвучивает свои желания и даже в тех случаях, когда я не настроена на их осуществление, находит способ меня к этому склонить.

– Значит, ему нужна именно ты. Женщина, которая отвечает на его страсть так, как он хочет.

– А вдруг Дина тоже сумеет ответить, как он хочет? Герман молод, силен, здоров. Их всех – таких вот самоуверенных жеребцов – заводит вид ладного женского тела.

– Ну, с этим трудно спорить. – Марго немного подумала. – Последние два дня у вас был секс?

– Да.

– И как?

Нора улыбнулась.

– Значит, все в порядке?

– Не знаю. – Она и правда не знала. – Может, я делаю из мухи слона?

– Я бы так не сказала, но…

Стук входной двери помешал ей закончить. Король и друид вернулись со своей вечерней прогулки. Основной пар они, вероятно, выпустили еще на улице и теперь вяло переругивались, двигаясь через гостиную в направлении кухни.

– Вся посуда вымыта! – безапелляционным тоном заявила Марго, едва они появились и дружно, в четыре глаза, уставились на чайник. – Больше никаких чаепитий. Идите смотреть телевизор. Или в шашки играть.

– Мы уберем за собой, – пообещал Леонид.

– Знаю я, как вы убираете!

Герман уже заглядывал под крышку чайника, проверяя, достаточно ли в нем воды.

– Тогда уж доешьте пирог, – сказала Нора, надеясь, что ее добродушно-ворчливый тон создаст иллюзию «все нормально». – Там осталось всего ничего.

– Давай, – обрадовался Леонид. – Где он у тебя? – И присвистнул, увидев на блюде, с которого Нора приподняла крышку, четыре треугольных куска пирога с сыром и зеленью. – Хорошенькое «ничего»! Предлагаешь поужинать еще раз?

Поставив чайник на газ, Герман обернулся, посмотрел на пирог, обвел безумным взглядом лица людей, которых уже привык считать своей семьей… и, пробормотав невнятные извинения, выскочил из кухни.

Обалдевший Леонид застыл с разинутым ртом. Закрыл рот. Облизнул губы и вопросительно покосился на Нору. Но она, сидя за столом в прежней позе, только покачала головой. Глядя в пол. Боясь разрыдаться.

– Набей ему морду, Ленька, – в сердцах проговорила Марго, швырнув в раковину губку, которой вытирала со стола.

Леонид пожал плечами.

– За что?



Не вполне проснувшись, она пошарила рукой по постели и, не обнаружив Германа, открыла глаза. Привстала, опираясь на локоть. Включила ночник.

Его одежды, которую он перед сном развесил на кресле, теперь там не было.

Несколько секунд Нора смотрела в одну точку, затем отбросила одеяло, села и, тихонько вздохнув, потянулась за домашним трикотажным костюмом.

Герман сидел в одном из плетеных кресел на застекленной веранде. Он не курил и не пил, хотя пачка сигарет, зажигалка, пепельница, полбутылки сухого красного вина и большая стеклянная рюмка красовались на пластиковом столике, только руку протянуть. Просто сидел и смотрел в открытое окно перед собой. На нем были джинсы и кеды на босу ногу, на плечах – легкий шерстяной плед.

– Эй, – негромко окликнула Нора, останавливаясь за его спиной. – Ты в порядке? – Услышала тяжкий вздох и сделала шаг вперед. – Не возражаешь против моего присутствия?

Повернув голову, Герман взглянул на нее снизу вверх.

– Нет, конечно. Выпить хочешь?

– Разве что глоточек.

Твердой рукой он налил в рюмку то, что в его представлении было глоточком, и вновь откинулся на спинку кресла. Лицо его в холодном свете соловецкой ночи казалось очень бледным, ничего не выражающим.

Нора придвинула к столу ближайшее кресло, уселась и взяла рюмку за тонкую высокую ножку. Осторожно потянула носом.

– Что это?

– Карлос Серрес. Крианса.

– Неплохо, – кивнула она, покатав вино на языке и проглотив. – Как продвигается твое расследование?

– Расследование? – медленно переспросил Герман.

– Ну да. Ты же говорил, что пробуешь отыскать ее возможную связь с той или иной группой кладоискателей. Или это уже не актуально?

– По меньшей мере с одним кладоискателем я ее связь нашел. Точнее, она сама призналась. – Герман вздохнул и посмотрел на рюмку. – Дай и мне глоточек… – Выпил все, что было, и, налив из бутылки еще, вернул рюмку Норе. – Ее прислал Литвак.

– Тот самый? Антон Максимович?

– Тот самый.

Почему при упоминании имени этого человека и при мыслях о нем возникает неприятный холодок в груди?…

– Зачем же он ее прислал? Чтобы она охмурила тебя и выведала все секреты подземного святилища?

– Если называть вещи своими именами, то да. Именно так.

– Ты сказал, что она призналась…

– Да. Сегодня днем мы встретились ненадолго, сходили на Сельдяной мыс, и во время этой прогулки она рассказала о планах этого ученого человека. – Герман слегка поморщился. – Она его племянница.

– Умно! – не удержалась Нора. – Рассказать самой, не дожидаясь, пока ты выяснишь все без ее подсказки, и тем самым завоевать твое доверие. Очень умно.

Он бросил на нее хмурый взгляд исподлобья.

– Думаешь, это был такой хитрый ход с ее стороны?

– А что же еще?

Тут Нора и узнала обо всем, что парочка обсуждала накануне, в «Кают-компании» и на Сельдяном мысу. Герман передал ей это чуть ли не дословно и, закончив, устремил на нее выжидательный взгляд.

Выглядел он, прямо скажем, не очень. Нездоровый блеск глаз, учащенное дыхание. Дымящаяся сигарета дрожит в полусогнутой руке.

– Герман… – Неожиданно для самой себя Нора обнаружила, что хочет коснуться его лица, но не может. – Ты нормально себя чувствуешь?

– Да. – Похоже, он удивился. – Почему ты спрашиваешь?

– У тебя вид человека, готового хлопнуться в обморок. Может, температура?

Он сердито фыркнул.

Вздохнув, Нора посмотрела за окно, где в густом кустарнике попискивали ночные птицы, и весь сад был залит серебристым светом звезд.

– Ты влюбился, Герман. В эту находчивую девушку с фотоаппаратом.

– Я думал, наоборот, она влюбилась в меня.

– Она уверяет, что приехала по поручению своего дядюшки с целью тебя соблазнить, но неожиданно для самой себя влюбилась и решила играть на твоей стороне? Ну, так это отличный ход. Смотри, какая я честная! Пыталась обмануть, но не смогла. Потому что ты оказался таким классным. Ты классный, я честная – так почему бы нет?… И ты повелся. – Нора опять вздохнула. – Вот оно, мужское тщеславие!

Прежде чем ответить, Герман смял окурок в пепельнице, сделал глоток из рюмки, откинулся на спинку кресла и посидел минут пять с закрытыми глазами. Он поступал так всякий раз, когда собирался сообщить неприятную новость и мысленно подбирал выражения.

– Она сказала правду, Нора. Я чувствую такие вещи.

– Язык тела?

– И это тоже.

– Тоже, – повторила она, мучаясь от сознания бесполезности любых доводов разума. – А что помимо этого?

– Ну, тебе же известно, что я умею различать правду и ложь.

Да, он действительно умел. И ей это было известно.

– И еще одно, – добавил он, закуривая очередную сигарету. – У меня создалось впечатление, что Литвак, посылая племянницу на дело, часть информации все-таки придержал. Он сказал, что если я захочу найти не замурованный вход в подземелье, то я его найду. Главное, чтобы я захотел. Дина уже сообщила ему о нашем знакомстве. Убедившись, что мы общаемся достаточно регулярно, он может дать подсказку, где искать этот вход.

Нора обдумала его слова.

– Значит, ты общаешься с ней ради информации?

– Нора, я не хочу врать. Общество этой девушки доставляет мне удовольствие. Но главное, что меня сейчас интересует, это информация о подземном комплексе. Информация, которая, возможно, есть у Литвака.

– Зачем тебе это, Герман? – Нора заглянула ему в лицо. – Ты хочешь спуститься туда еще раз?

– Да.

– Но ведь ты был там! И даже заходил в зал для посвящений.

– Там есть… – Он на мгновение запнулся. Глаза его блеснули, точно у хищника в ночи. – Там есть другие помещения, Нора. И я хочу их осмотреть.

– Послушай. – Она тоже немного помедлила, но все же решилась. – Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным… ну… хранить мне верность. Если эта Дина действительно тебе нужна, я могу освободить помещение.

Голос предательски задрожал, и она умолкла, хотя сказала далеко не все, что хотела сказать.

Герман замер с горящей сигаретой в руке.

– Что значит освободить помещение?

Нора натянуто улыбнулась.

– Собрать вещички и уйти. Вернуться на ферму.

– Это твой дом. С какой стати тебе уходить?

– Нет, Герман, – мягко произнесла Нора. – Это твой дом. Твой и твоего друга Леонида. Потому что он куплен и отремонтирован на ваши деньги. А я живу здесь только потому, что ты выбрал меня. Если бы ты выбрал другую, здесь жила бы другая. Понимаешь? Тот же дом, другая женщина.

Он покачал головой.

– Давай без глупостей, прошу тебя.

– Давай. – Нора встала, одернула футболку. – Какие у тебя планы на завтра?

– Мы с Диной договорились встретиться. Я буду писать ее портрет.

– Ты… что?

– Буду писать ее портрет. – Голос Германа звучал монотонно, как голос человека, который уже замучился повторять одно и то же. – Не делай из этого трагедию, ладно?

– Ладно.

Нора кивнула и на негнущихся ногах двинулась в обход стола к двери.




4


Он нанес на грунтованный картон последние мазки, тщательно вытер кисть, положил в коробку к остальным кистям и принялся оттирать заляпанные масляной краской руки.

– Все? – спросила Дина, наблюдая за тем, как он пропитывает растворителем белую хлопчатобумажную салфетку, которую выдала ему с утра Марго. Ожесточенно трет салфеткой пальцы, один за другим, и она покрывается разноцветными пятнами и разводами, точно смятая иллюстрация к сновидениям психотика. – Можно двигаться и разговаривать?

– Как будто до этого ты молчала.

Спрыгнув с большого пня, где сидела без малого три часа, Дина подошла, чтобы взглянуть на портрет.

С картины ей ответила взглядом юная демоница, окруженная зелеными языками пламени. То есть это была, разумеется, листва деревьев и кустарников, на фоне которых позировала Дина, но с легкой руки художника она превратилась в огонь. Хризолитовые блики отражались в глазах модели, плясали на прядях растрепанных волос.

Наклонившись к портрету, Дина вдохнула запах свежей масляной краски. Последние мазки еще поблескивали.

– Герман, ты гений!

Он скорчил гримасу.

– Я хороший художник, вот и все.

– Вот, значит, как ты меня видишь, – задумчиво произнесла она, отступив на шаг и не спуская глаз с картины.

Герман расстегнул рюкзак, достал оттуда пластиковую бутылку с водой, кусок мыла в целлофановом пакете, белое вафельное полотенце и протянул все это Дине.

– Полей мне на руки.

– Что? Ах, да… Конечно.

Пока он тщательно намыливал и ополаскивал руки, стараясь избавиться от запаха растворителя, Дина молчала. Проникающее сквозь кроны деревьев солнце золотило ее светлые волосы. Чуть дальше, за рощей, в десяти минутах ходьбы, находилась валунная дамба, соединяющая Большой Соловецкий с островом Большая Муксалма. Они уже договорились сходить туда после того, как работа над портретом будет закончена.

Герман умылся, провел мокрыми пальцами по волосам, выпрямился и, не обращая внимания на полотенце, которое протягивала ему Дина, спросил, глядя ей в глаза:

– Твой дядюшка не сообщил ничего нового?

– Нет. Я бы тебе сказала.

– Вечером напиши ему, что мы стали любовниками. Что я на крючке.

– И что это нам даст?

– Посмотрим.

На его лице еще не высохли капли воды, влажный блеск черных бровей и ресниц придавал облику особую драматическую привлекательность.

– Какой же ты красивый, – прошептала Дина, не в силах отвести взгляд.

Совсем недавно он говорил ей то же самое. Говорил о ее красоте.

– Знаешь, о чем я думаю? Когда смотрю на тебя.

– Нет, – улыбнулся Герман. – Я же не телепат.

– Вот бы найти такое место… вне этого времени, вне этого мира… где мы могли бы побыть вдвоем. Только ты и я. Заняться любовью, а потом вернуться сюда, в свою реальность, и продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось. Помня о том, что между нами было, но никому об этом не рассказывая. Никому. Ни одной живой душе. Ты читал «Темную башню» Кинга? Я мечтаю о таком же Пряничном домике, какой создал Шими для своих друзей, ставших против воли Разрушителями. Тэд Бротигэн записал на пленку рассказ для стрелков…

– Я понял, о чем ты.

– Балкон на Башне, – тихо добавила Дина, улыбаясь болезненной улыбкой человека, чья тайна перестала быть тайной. – Пряничный домик. Место вне времени, вне реальности. Где можно спрятаться от всех. От всех.

Некоторое время Герман разглядывал ее с таким вниманием, словно собирался, вернувшись домой, написать еще один портрет, по памяти.

– Место, где действие всех человеческих законов приостанавливается. – Он слегка вздохнул. – Я знаю такое место. Но не знаю, как туда попасть.

– Подземное святилище? – Дина поежилась. – А почему ты думаешь, что там…

Налетевший неведомо откуда порыв ветра поднял дыбом ее коротко стриженые волосы, заставил зажмуриться.

– Кажется, будет дождь, – пробормотал Герман. И задумчиво обозрев безоблачное небо над головой, добавил со вздохом: – Но продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось, вряд ли удастся. В этом надо отдавать себе отчет.

На берегу пролива, разделяющего два острова, было, как всегда, ветрено и довольно свежо, несмотря на яркое солнце. Запах морской соли и выброшенных волной на берег клочьев водорослей раздражал ноздри. Осторожно ступая по валунам, между которыми торчали пучки лишайника и мха всех оттенков зеленого, они подошли почти к самой воде и остановились, глядя на дамбу.

– Поцелуй меня, – попросила Дина.

Герман искоса глянул на нее. Что еще за провокации? Хотя… Ей ведь не известно его отношение к поцелуям. Этот вопрос они не обсуждали.

– Я не люблю целоваться.

– Ни с кем?

– Ни с кем.

– Но умеешь?

– Умею.

– Как же научился?

– Ну… – Он глубоко вздохнул. Улыбнувшись, потупился с неожиданным смущением. – Все женщины, с которыми я имел дело, любили целоваться. Вот и пришлось.

– Бедняжка! – Видно было, что эта неожиданно всплывшая деталь его интимной жизни изрядно Дину веселит. – Наверное, это было ужасно. Тебе удалось скрыть свое отвращение от подруг? Думаю, да. В противном случае они вряд ли согласились бы «иметь с тобой дело». – Она говорила, давясь от смеха, не спуская с Германа искрящихся глаз. – Что же конкретно тебе не нравится? Вкус? Ощущение чужого языка во рту?

Над морем с криками носились чайки, периодически камнем падая вниз, чтобы выхватить из воды рыбу. Некоторое время Герман смотрел на них, щурясь не то от солнца, не то от раздирающих его противоречивых чувств, потом резко повернулся и схватил Дину за плечи. Процедил чуть слышно:

– Заткнись.

Они уставились друг на друга.

– Ну и дурак же ты, хоть и шаман, – насмешливо произнесла Дина, не оказывая ни малейшего сопротивления.

Разумеется, это сработало. Одним движением он заключил ее в объятия – такие крепкие, что она почувствовала себя скованной по рукам и ногам, – и поцеловал. Долгим страстным поцелуем, не наводящим на мысли ни о неумении, ни о нежелании.

– Ух ты! – выдохнула Дина, когда он ослабил хватку и немного отстранился. Провела языком по влажным губам. Сердце ее стучало так, будто она бежала кросс. – Ну, в общем… Ты действительно умеешь целоваться. Этого у тебя не отнять.

Герман чуть заметно усмехнулся. Если бы в эту минуту Дина посмотрела ему в лицо, он разжал бы руки и отступил. Но она стояла тихо, не двигаясь и не открывая глаз.

Кроме беснующихся над водой чаек, вокруг не было ни души. Только чайки, ветер, валунная дамба, извивающаяся по отмелям пролива, и солнце, блистающее на поверхности холодной неспокойной воды. Притянув Дину к себе, Герман жадно целовал ее рот, точно пил и никак не мог напиться, руки его гуляли по ее телу под одеждой.

– Кажется, ты действуешь против собственных правил, – с трудом переводя дыхание, хрипло прошептала она, когда он наконец ослабил хватку.

– Хочешь сказать, я веду себя как козёл?

– Примерно.

Герман коротко хмыкнул.

– Я не буду оправдываться.

– Еще бы… Такие, как ты, никогда не оправдываются.

– Потому что в этом нет смысла.

– А в чем есть? В жизни?

– В жизни тоже нет.

Дина открыла глаза, но посмотрела не на Германа, а на свою расстегнутую белую рубашку, под которой виднелась покрытая красными пятнами грудь. Нижнего белья на ней не было.

– Вот ведь как бывает, – медленно и задумчиво, будто бы обращаясь к самой себе, произнесла она после паузы. – Я могла заполучить самого классного парня на всем Соловецком архипелаге, но пошла на поводу у своего хитроумного родственничка… согласилась стать наживкой…

– Ты лучшая наживка из всех, что мне подкидывали в жизни, – сообщил Герман, вероятно, надеясь, что ей это польстит.

– …и это обернулось против меня.

– Все закономерно, моя дорогая.

– Но все равно чертовски обидно. – Дина вздохнула. – Меня буквально распирает от желания без конца говорить о том, какой ты потрясающий мужчина и как сильно я тебя хочу. Я понимаю, что это глупо, и стараюсь заткнуться, но заткнуться не получается. Представляю, как тебе это надоело.

– Мне нравится твоя честность, но не нравится, что ты считаешь, что она должна быть вознаграждена.

– Я так считаю?

– Конечно. Разве ты не надеешься, что рано или поздно я пересмотрю свое отношение к происходящему, скажу себе «как бы то ни было, она поступила благородно, призналась, хотя могла промолчать» и удовлетворю твое желание.

– Наше обоюдное желание, – поправила Дина.

– Пусть так.

– Надеюсь, конечно. А ты на моем месте не надеялся бы?

– Мне трудно представить себя на твоем месте.

Они немного помолчали, разглядывая друг друга, как незнакомцы, случайно столкнувшиеся посреди улицы.

– Завидую твоей подруге. Как ей удалось добиться от тебя взаимности? Ты был свободен в то время?

– Давай сменим тему.

Прикусив губу, Дина отвернулась, минуту смотрела на море, потом застегнула рубашку и решительно двинулась в обратную сторону, к роще, где они оставили этюдник и рюкзак. Герман шел за ней.

Перед картиной оба остановились и, не сговариваясь, соприкоснулись руками. Как сообщники.

– Ты еще будешь работать над ним или он уже готов? – спросила Дина, глядя на портрет, а не на художника.

– К завтрашнему дню будет готов.

– Я смогу его увидеть? После того, как ты закончишь.

– Само собой.

– Где?

Он чуть помедлил.

– Я принесу его тебе в гостиницу.

– Принесешь? – Брови Дины поползли вверх. – Но…

– Есть возражения?

– Нет, но я хочу спросить. Что ты собираешься с ним делать дальше? Поставишь в уголок, накрыв газеткой? Ведь если ты повесишь его на стену, твоей подруге это вряд ли понравится.

– Вообще я собирался подарить его тебе.

– Мне? – ошеломленно пробормотала Дина. – О-о-о!.. На это я и надеяться не смела.

– Видишь оно как. Иногда происходят вещи, на которые даже не надеешься.

С этими словами Герман наклонился и поцеловал ее еще раз. Полноценным любовным поцелуем.

– Это обещание? – шепотом спросила Дина, когда вновь обрела способность говорить.

– Запомни, наживка: обещание – это то, что начинается со слова «обещаю». Все остальное – не обещание.

– Какой ты жестокий! Мог бы соврать.

– Зачем?

В кармане у него закурлыкал смартфон.

– Ага, – пробормотал Герман, взглянув на экран. – Меня уже разыскивают.

– Твоя подруга?

– Мое руководство. – Он коснулся пальцем экрана и поднес смартфон к уху. – Да, Борис Петрович. Буду через полчаса. Готово, конечно. Нет, я с ним не согласен. Обсудим при встрече.

Он убрал смартфон обратно в карман и посмотрел на Дину.

– Все понятно, – улыбнулась она непринужденной, чересчур непринужденной, улыбкой. – Сеанс окончен.

– Мне, как всякому порядочному человеку, нужно зарабатывать на жизнь.

– Смеешься!

– Вовсе нет.

Больше не обращая внимания на местные красоты, они продвигались быстрым шагом на запад, по грунтовой дороге, ведущей через лес к Святому озеру. Вперед, вперед – сквозь яркое сияние дня, процеженное через кроны деревьев, и тонкий аромат цветущих трав.

– Я слышала, твой друг очень богат.

– Он унаследовал состояние и бизнес своего отца. Но это не значит, что все остальные члены нашего славного семейства могут сидеть на его шее, свесив ножки.

– С такими деньгами он мог бы жить в Москве или вообще в Европе. Но живет здесь. Почему?

– Потому что здесь живу я.

– Это так важно для него? Жить рядом с тобой, вместе с тобой.

– Да, – просто ответил Герман. – И для него, и для меня.

– А рыжеволосая красотка? Жена твоего друга. Ей тоже нравится жить в такой глуши? На краю света.

– Ей нравится жить там, где живет Леонид.

– Как романтично!

Герман искоса посмотрел на нее.

– Ты находишь?

– Угу. – На ходу она сорвала растущую у обочины высокую травинку, прикусила зубами. – И завидую. На самом деле просто завидую. А ты почему живешь именно здесь? Как ты вообще оказался на Соловках? Ведь ты не местный, это очевидно.

– Четыре года назад я привез на ферму доктора Шадрина одного парня в ломке, ну и… задержался на некоторое время. Потом уехал. А год назад приехал опять.

– Ферма доктора Шадрина – это клиника для бывших наркоманов на севере острова?

– Вроде того.

– Что же заставило тебя вернуться? Год назад.

– Привез другого парня в ломке, – ответил он после паузы.

– И это был…

– Леонид.

– А тот прежний парень куда подевался?

– Он умер.

– Ох… Извини.

– Он умер тогда же, на ферме. Можно сказать, у Аркадия на руках. Аркадий до сих пор мне этого не простил.

– Чего «этого»? – подавлено спросила Дина.

Оба невольно замедлили шаг.

– Я привез человека, которого он не смог спасти. – Худое лицо Германа с тонкими резкими чертами казалось лицом короля лесных эльфов в зеленоватой тени деревьев. – Только и всего.

– Но разве ты виноват?

– Не думаю, что он рассуждал в таком ключе: виноват, не виноват… Наше знакомство состоялось при дерьмовых обстоятельствах, и это первое впечатление застряло у него в мозгу.

Они шли молча до тех пор, пока впереди не показались первые деревянные дома, стоящие на улице Ивана Сивко.

– И все же. После того, как Леонид выздоровел, почему вы остались на острове?

Герман поправил ремень этюдника, висящего на левом плече. На его выразительном лице появилась легкая гримаска.

– Потому что я дал слово Аркадию. У Леонида, помимо наркотиков, были другие проблемы, серьезные проблемы, и Аркадий сказал, что готов помочь, но с одним условием. Я останусь на острове, независимо от того, останется ли здесь Леонид. Ну, и я согласился. Правда, я пообещал, что останусь на ферме… – Он слегка усмехнулся. – Но по ряду причин это оказалось невозможным.

– А зачем ему было нужно, чтобы ты остался? На ферме или на острове.

– Мы являем собой прекрасный пример заклятых друзей. Вместе плохо, но врозь еще хуже.

– Забавно. Никогда не наблюдала такого в реальной жизни. Только в кино.

Он не стал развивать эту тему. Еще раз поправил этюдник и, глядя Дине в глаза, проворчал:

– Ладно, наживка, до завтра.

– Ты позвонишь?

– Да. Вечером закончу твой портрет и завтра принесу его тебе.

– Что, прямо в коттедж?

– Да.

– С ума сойти! А ты не боишься, что я тебя соблазню?

С глубоким вздохом он повернулся и зашагал по дороге вдоль берега.



Когда он работал в своей мастерской на втором этаже, к нему входили на цыпочках, предварительно постучавшись. Никаких требований и ультиматумов, просто так сложилось. Согнутым указательным пальцем Нора стукнула три раза по дверному полотну и, услышав невнятное бормотание, в котором не было ни малейшего недовольства, только безмерная усталость, вошла.

То, что она увидела, напомнило ей кадры из фильма «Модильяни» Майкла Дэвиса. Темноволосый художник с изможденным лицом и безумным взглядом, стоящий перед мольбертом с палитрой в одной руке и кистью в другой, в финальном приступе творческой одержимости наносящий на холст резкие, нервные мазки. На столе – опустошенная на две трети бутылка красного вина. Запах масляной краски, смешанный с запахом дыма от выкуренных сигарет. Воздух, раскаленный от страсти.

– Можно? – спросила Нора, глядя на картину.

Спросила и услышала в своем голосе дрожь. Нельзя сказать, что она чувствовала себя нормально.

– Да, конечно, – откликнулся Герман. – Я как раз закончил.

На нем были старые синие джинсы, застиранные до голубизны, в которых он всегда работал дома, и черная футболка с коротким рукавом. Нора любила эти джинсы. Они великолепно сидели на стройных бедрах Германа, великолепно даже без ремня. Немного забрызганы краской…

– Что скажешь? – спросил он, поворачиваясь.

– Потрясающе. – Нора кашлянула. Облизнула губы. У нее внезапно пересохло во рту. – Тебе повезло с моделью. А ей, очевидно, повезло с художником. Словом, вы нашли друг друга.

Герман смотрел на нее, не отрываясь, и в конце концов ее прорвало.

– Да, я ревную! Да, я бешусь! Да, я ненавижу вас обоих, звезды голливудские! А ты чего ждал?

Он растерянно пожал плечами.

– Ничего особенного.

– Ничего особенного? Правда? – Нора боролась с примитивным бабским желанием расцарапать в кровь его красивое лицо. – Сначала ты признаешься, что тебе нравится эта блондинка, потом пишешь ее портрет… По-твоему, ничего особенного? Я просто не знаю, как реагировать на все это, Герман. Я не знаю, как себя вести. Объясни мне, что происходит. Ты переспал с ней? Вы любовники?

– Нет.

Отвечая, он не отводил глаз, и голос его оставался ровным.

Нора медленно выдохнула.

– Я тебе верю. Но объясни, бога ради, зачем тебе понадобилось писать ее портрет?

– Ну, – начал Герман немного сбивчиво, – я же сразу сказал, что она мне нравится. Это правда. И я тоже не знал, как себя вести. А теперь, когда я написал ее портрет, все пришло в норму. Понимаешь? Нет? То, что сидело во мне, выплеснулось наружу, нашло воплощение, обрело облик. И я почувствовал себя свободным.

– Это называется сублимация, моя дорогая, – любезно пояснил возникший у нее за спиной Леонид. – Привет старине Фрейду.

Герман замер на мгновение, обдумывая его слова. Смущенно улыбнулся.

– И ведь не поспоришь.

– Еще бы!

Нора почувствовала, что руки Леонида обнимают ее за плечи.

– Пойдем со мной, сестренка.

– Куда? В волшебную страну, где нет ни бед, ни печалей, где течет молоко и мед?

– Можно и так сказать. – Болтая, он увлек ее к двери. – На кухню. Марго испекла пирог с грибами. Я съел кусочек и чувствую, что готов съесть все остальное. Меня необходимо остановить.

Выходя, она бросила взгляд на Германа, по-прежнему стоящего с отсутствующим видом посреди комнаты. На висках его поблескивали капельки пота. Черные брови и ресницы подчеркивали бледность лица. Он был все еще там, в своем мире. Недоступном, наверное, никому.

Аромат свежеиспеченного пирога растекся по всему первому этажу. Спускаясь по лестнице, Нора уже улавливала его, а оказавшись на кухне, почувствовала, что этот божественный аромат проникает во все клетки тела. Марго поставила перед ней тарелку с куском такого размера, что хватило бы на троих, налила чай и сама тоже присела к столу.

– Ну и зачем ты меня увел? – старательно изображая недовольство, обратилась Нора к Леониду. В глубине души она была ему благодарна, но признаться в этом, разумеется, не могла. – Я еще не все сказала.

– Потому и увел, – широко улыбнулся Леонид.

Нора вопросительно приподняла брови.

– Ты не знаешь его так, как знаю я, – пояснил он, косясь на противень с пирогом, накрытый льняным полотенцем. – И никогда не узнаешь. Поэтому прими мой совет. Не лезь к нему с этой блондинкой. Понятно, что тебя это беспокоит, но… не лезь. Верю, тебе есть что сказать, да только в некоторых случаях слова бесполезны. Даже вредны.

Придумывая достойный ответ, она рассеянно скользила взглядом по знакомым до мелочей предметам, вместе с которыми в это большое квадратное помещение, изначально довольно унылое, пришел домашний уют. Кухонные шкафчики с филенчатыми сосновыми дверцами; громадный холодильник, доставленный с материка; газовая плита на четыре конфорки с духовкой, где Марго, внезапно открывшая в себе кулинарный талант, чуть ли не ежедневно пекла творожное и имбирное печенье, пироги из дрожжевого теста с разными начинками, сладкие булочки и даже торты типа «Наполеон». Короткие, до подоконника, шторы с бледным растительным орнаментом, темно-зеленым на бежевом фоне. Марго сшила их сама из полотна, купленного в местном магазине. Большой самовар, тяжелые керамические кружки и плошки, квадратная корзинка для хлеба, белые льняные полотенца и салфетки с мережкой по краю. Начищенное до блеска столовое серебро – неопровержимое свидетельство благосостояния.

Нора уже привыкла считать этот дом своим. Может, напрасно?

– Интересно, что он собирается делать с ней дальше, – задумчиво проговорила она, ни к кому в особенности не обращаясь, словно бы размышляя вслух. – Не с блондинкой. С картиной. Повесит на стену?

– Я уже пообещал ее Дине, – отозвался вошедший Герман. – Завтра утром отнесу ей в коттедж, и на этом все.

– В коттедж? – тупо повторила Нора.

– Она остановилась в одном из коттеджей на улице Флоренского. Гостевой дом, там их несколько, ты же знаешь. – Герман повернулся к безмолвствующей Марго. – Ну и где ваш хваленый пирог?

Он переоделся и теперь выступал в своих любимых черных джинсах и темно-серой футболке навыпуск. Глядя на него, Нора вспомнила слова одной из девчонок с фермы в Новой Сосновке: «С ума сойти, чуваку все идет! Хоть в мешок его наряди, все равно он останется таким же обалденным красавцем». Впрочем, любительницы брутальных мужчин вряд ли оценили бы его богемную наружность. Чересчур худой, чересчур мрачный… Также многим действовала на нервы его привычка смотреть в упор, прямо в глаза, и манера обрывать разговор на том месте, где ему надоедало слушать собеседника.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63061601) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Нойда (нойд, кебун) – название шамана у народа саамов (лопарей), проживающего на территориях Норвегии, Швеции, Финляндии и севера России. Автор книги «Русские лопари» Н.Н. Харузин писал: «Нойда – колдун-шаман – является обыкновенно и жрецом, и наоборот, жрец у древних лопарей является всегда шаманом и колдуном. Поэтому нельзя говорить о нойде-шамане, нойде-колдуне и нойде-жреце, а лишь о действиях нойды как шамана, как колдуна, как жреца».



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения